Перед тем, как сесть за стол, я долго смотрел на «Читающую женщину» Камиля Коро, 1896 года. На ней изображена женщина с раскрытой на коленях книгой, а на расстоянии — человек в лодке. Ее левая рука застыла у подбородка, а текст самой книги как бы внезапно застал ее врасплох. Возможно, она не подозревала ничего особенного, взяв эту книгу в руки, но, перелистывая страницы, она уже не могла остановиться. Она изменилась, стала выглядеть чуть иначе. Так, человек, утонувший в своем отражении, начинает видеть себя глубже и глубже.
Я сижу на кухне, смотрю на пустую вешалку и представляю обыкновенное поношенное пальто. Мне интересно, чем оно будет пропитано: домашним печеньем, сигаретами? Не знаю. Но знаю, что пальто будет мне впору. Как-нибудь поздним вечером я вернусь домой и, не снимая пальто, сяду в кресло. Мне будет лень его снимать, и я его не сниму, но не из-за лени, а скорее из-за того, что в квартире будет довольно холодно. И так я засну и буду видеть сны о том, как я блуждаю из одной гостиницы в другую, жду какого-то посыльного и собираюсь жениться на женщине с пронзительным взглядом. Так, хорошая книга не должна быть вещью, но она должна пахнуть как вещи. Хорошая книга не должна высасывать воду из глаз, но должна делать ее менее соленой, чем она есть на самом деле.
Условия, которые я ставлю перед каждой новой книгой, не имеют рамок, особенно когда дело касается драгоценной классики. Что же касается современной литературы — кое-какие ограничения у меня возникают. Это отношение самого автора ко мне, как к читателю. Автор не должен меня жалеть. Он должен быть честен. Как говорит моя супруга, многие современные писатели недооценивают читателя и это является ошибкой, хотя читать какое-либо произведение сродни воспитанию своих шагов. Это сложно, потому что всегда присутствует право выбора. Выбор – как возможность надеть на себя образ уже готовой вещи. Хороший автор тоже делает выбор, но этот выбор невидим. Он находится в творческой среде, которую он когда-то нашел, словно скульптор находит долину мягких камней (или же он создает подобную среду внутри себя). Но как быть читателю? Может, ему тоже необходима некая среда? Я так не думаю. Читателю нужен удобный диван и приятное освещение. Его не должно ничего тревожить и беспокоить, и хорошо было бы, если где-то недалеко ловят рыбу.
И только в глубине самого чтения читатель находится в состоянии поиска, вечного поиска не счастья, но «щастия», по Канату Омар. Глотками воздуха, создавая тот самый кобыз, тихий, но острый плачущий инструмент, ибо хорошее произведение всегда звучит, заставляя открывать для себя раз за разом что-то новое. В этом и есть вся прелесть буквенных отношений между читателем и писателем.
Читатель понимает, любое определение — ограничивает, но он всегда старается определить для себя тот или иной объект.
Паскаль утверждал, что поэзия — это бесконечная сфера, у которой центр всюду, а окружности нет нигде. Но у читателя своя окружность. Он выделяет строчку куском карандаша и запоминает выделенное. Закон звезды и формула цветка. Евгений Абдуллаев в одном из своих текстов сравнил поэзию с наукой. Он говорит: «Не дошла ли она в своем развитии до той же ступени профессионализации и эзотеричности, когда необходимость в поэтическом сборнике постепенно отпадает?» Возможно, так оно и есть, но и читатель, я повторюсь, не глуп.
Вчера я вышел покурить около 3 ночи, и свет от луны был таким жирным, ясным, и облака были похожи на сахарную вату на стадии её приготовления. Я был счастлив, что когда-то в детстве мама водила меня в парк, где я и увидел впервые эти стеклянные сахарные машины. Читатель и автор связаны между собой заранее. Они связаны жизнью в первую очередь и только потом словами и запахом типографской краски. Моя сестра недавно сказала одну вещь: «Когда я читаю книги, я ищу себя в каждой строчке. Я хочу быть справедливостью, смелостью, чувственностью. Я желаю, чтобы слова проникли в мою душу и построили мою сущность».
Я сижу на кухне, смотрю на пустую вешалку и представляю обыкновенное поношенное пальто. Это пальто принадлежит моему отцу, которого у меня никогда не было.