Литературный журнал

* * *

В сторожке жизнь идёт моя, в острожке —
дежурства сутки засчитай за трое, —
безмерно долог, точно вкус морошки,
день в окаянно-покаянном строе,
в строю бессобытийном — дни, на что вы? —
не балуя, боли во мне, белей,
пока не свёрнут, как листок почтовый,
небесный свиток предзакатной охры, —
замысливший побег и слежку вохры,
разве я сторож памяти моей?

* * *

Когда Аврааму поклялся Бог
Самим Собою,
Слово — Словом,
пообещав: «благословлю… умножу…» —
и был принят Авраамом залог
за долготерпение веры,
утвердившейся в отрицании смысла
обетования — так, что над Исааком
вознёсся нож,
тогда, вероятно, и зародилась поэзия —
тавтология, самоцель,
круговая порука слов.

* * *

Семь наказующих стрел возлюбив умягчённым сердцем,
долу припав, ослабев от непогоды в ночи,
поодиночке, во тьме египетской, шёпотом вси рцем:
— Взвейся, душе, опустись — здесь ты, что ветер, ничья.

Хладно дыханье земли — растворение малых возду́хов, —
общей рогожею нас всех покрывает до стрех;
тесно в российском зимовье от причитаний и вздохов:
старше последних времён первый младенческий страх.

Жертвенность и самосуд. — Частицу, душе моя, вынь — и
наше, себе приобщась, ввек естество не умрёт.
Будут умащены — родостамой, росой благовонной,
маслом — земные тела, сиречь: гниенье и смрад.

Смерти, душе, не страшись — прозябания зыбкого лона:
за огородами здесь те же болотные рвы,
жижа и торф — студенец истления. — Будто из тлена
не прорастают аир, вереск, осока-трава.

Самостью горней полна и времени единосущна,
бренной надеждой не грезь, нам немотою грозя,
ибо с глаголом в устах отверстых мы страждем изящно:
что нам слепая верста по непролазной грязи.


* * *

Сила в немощи. Свет извне.
Мрак рассеять уже не тщишься.
Молча молишься тишине —
ведь до Бога не докричишься.

На чернеющей борозде
так скворец ходит по ухабам…
Бог есть боль — значит Бог везде.
Я хотел бы остаться слабым.


* * *

Ночной состав пройдя до середины,
так застают в вагоне-ресторане
за окнами бегущие равнины —
бескрайние поля сердечной брани.

Так всматриваются в свет инфернальный
двоящихся телеэкранов — то есть
глядят насквозь, пока гудок финальный
не прозвучит и не споткнётся поезд.