Литературный журнал

Посчитав до двенадцати, Бирилёв с каким-то утробным гулом, переходящим в бодрое сипение, прижал локти к полу и стал вздыматься над ламинатом, как корма тонущего Титаника над океаном. Счёту до двенадцати и особой системе дыхания Бирилёва когда-то обучал Андрей Ильич Богушевич. Обучал хорошо. Это убедительно доказала недолгая, но блестящая карьера штангиста.
Бывали моменты, когда Бирилёв падал и совсем не хотел возвращаться в вертикальное положение. Тогда ему казалось, что в позвонках, в самой сердцевине спины, отчаянно стреляет ретивая пулемётчица. Трак-так-так-тра-а-а-а-к. Будто пули летели вниз, от лопаток до коленей.
Бирилёв зачем-то припоминал диагноз — вернее сказать, пытался… Дегенеративно-дистрофические изменения межпозвонковых дисков — или что-то в таком роде — протрузии дисков на уровне L4-L5, со стороны замыкательных пластин тел поясничных позвонков… остеофиты… В справке было ещё много непонятных слов. Для Бирилёва медицинский язык мало чем отличался от японского.
Бирилёв не хотел думать о травме, но ещё год назад всё время держал её в голове. Он считал покалеченный позвоночник справедливой расплатой за риск, хотя и не мог привыкнуть к постоянной боли.

***
Глупость действительно была несусветной. Однажды Бирилёв без пояса подошёл к снаряду. В другое время рассеянный штангист тут же получил бы этим самым поясом по спине, но в тот день карающая длань тренера неудачно находилась в соседнем городе: наставник уехал на семинар.
Тренер Богушевич всегда был суров с воспитанниками, однако они любили его за ответственность и знания. Наставления Андрея Ильича помнили все. Жаль, что юный Бирилёв тогда плюнул на главные правила техники безопасности.
Обезболивающие, консультации самых грамотных профессоров-неврологов, даже бабки-травницы — все они не смогли помочь Бирилёву. Один медик, правда, обронил фразу о полезности психотерапии. Хроническая боль нуждалась в отработке по линии психики, то есть нужно было тренировать душу, живущую в поломанном теле.

***
Пять минут на полу были рекордом. Рекордом минимальной продолжительности приступа. Ещё год назад Бирилёв мог валяться и стонать минут сорок. Упоительный результат стал возможен, когда Бирилёв нашёл то, что помогало забыться. Причём открытие он сделал сам, без помощи врачей: он впадал в экстаз от работы с деревом. Бирилёв ехал в строительный магазин, покупал там доски, планки и бруски, а потом пополнял запасы лаков и морилок. Лишних денег на новое хобби не было, поэтому приходилось экономить на лекарствах. Он смотрел ролики умельцев из интернета, а потом самозабвенно мастерил стулья, столики, шкатулки, рамки для картин и ещё кучу всего. Часть изделий продавал, но многое оставлял себе. Его самочувствие улучшалось, а любовь к дереву возрастала.

***
Однажды Бирилёв шёл по соседскому двору. Бригада рабочих повалила там штук десять старых деревьев. Бирилёв ощутил восторг. Он долго рассматривал ровно распиленные стволы. Особенно ему приглянулась одна колода с удивительным рисунком коры — такую не купишь в обычном строительном магазине. Из неё легко мог получиться шикарный табурет в стиле рустик.
Бирилёв долго противился искушению. Ещё несколько дней он ходил мимо и украдкой посматривал на восхитительный кусок ствола, ловя его сыроватый запах. Однажды после обеда ему попалась картина Брейгеля «Путь на Голгофу» — и Бирилёв решился.

***
Он давно считал себя одиночкой. Друзья потихоньку оставили травмированного и скучного экс-спортсмена, старенькие родители жили в соседнем городе, а жениться Бирилёв не успел. Он жил совсем один, как умудрённый годами аскет-затворник. Машины не было. Бирилёв постеснялся нанять кого-то, чтобы ему привезли спиленный кусок дерева. Кроме того, бывший штангист нуждался в вызове.

***
Серым и холодным утром Бирилёв подступил к колоде и решительно оторвал её от земли. Внутренние весы, настроенные годами тренировок, подсказал Бирилёву, что колода весит не менее шестнадцати килограммов. После травмы он не позволял себе поднимать больше пяти. Система дыхания Андрея Ильича сразу же пошла в ход. Штангист разумно распределил вес, прижимая колоду к кожаной куртке. До дома оставалось не менее километра.
Первые сто метров показались лёгкими. Он даже успел презрительно хмыкнуть, припоминая свои рекордные веса.
Однако очень быстро Бирилёв понял, что чуда не случилось, зато его больная спина готова чудить. Каждый шаг был труднее предыдущего, да и ветер лез под куртку, усиливая боль. Бирилёв не сдавался. Он поднял колоду повыше, стараясь закинуть на плечо. Правая рука как-то нелепо дёрнулась, и колода почти упала на землю. С верхушки кривой берёзы предупреждающе заорала взъерошенная ворона. Андрей Ильич посчитал бы это незачётным подходом.
Задержав дыхание, Бирилёв смог пронести колоду ещё метров пятьдесят. После этого он резко, но не безвольно, бросил ношу на мягкую землю под куст сирени, припомнив, как на самых первых соревнованиях не смог взять вес с первого раза. В итоге у него тогда получилось рвануть личный рекорд и выиграть первенство школы.
Отдохнув пять минут, Бирилёв почувствовал, что боль усиливается. Андрей Ильич не одобрил бы поражение. Штангисты Богушевича никогда не сдавались! И Бирилёв снова поднял колоду, яростно крякнув на сидящего поблизости равнодушного кота.
Вскоре на Бирилёва накинулась непонятно откуда выскочившая собачка, крошечная, но яростная, как берсерк.
— Фу, Свэти, — прикрикнула на собачку белокурая девчушка и потянула поводок.
Бирилёв с благодарностью взглянул на неё и продолжил путь. Пот струился по лбу. Шестнадцать килограммов колоды были намного тяжелее рекордных для Бирилёва ста сорока килограммов в рывке. Наконец он добрел до родного подъезда и, пошатываясь, опустил ношу на лавку.
— На кружочки попилишь, Сеня? — спросил вышедший на балкон сосед.
— Да я тут про табурет думал, — простонал Бирилёв.
Через пять минут колода вместе с новым хозяином лежала в коридоре бирилёвской квартиры. Штангист широко раскинул руки: он чувствовал сильную боль и тяжело дышал. Оставалось только верить, что вскоре боль начнёт затухать — и она начала.
— Мы это сделали. Спасибо, — прошептал Бирилёв, обращаясь к Андрею Ильичу, умершему в прошлом году от сердечного приступа.
Невероятная радость накрыла его, как прилив — дикий пляж. Толстые руки сами собой сложились в молитвенном жесте. Бирилёв блаженно улыбался идеально белому потолку.