Литературный журнал

– Аня, какое у тебя предназначение в жизни? – спросил Коля, разглядывая рождественские колокольцы, вечно висящие на стене офиса независимо от времени года.
– Вырастить детей, чтобы они стали хорошими и счастливыми людьми, – откликнулась Аня из-за спины. – Рашид, блондинку невысокую худую, грудь – второй размер, – это она уже в телефон. Стена за ее креслом вытерлась и горит оранжевым пятном среди тоскливой зелени офиса. Сверху темнеет отвратительная деревянная маска, привезенная кем-то из отпуска в незапамятные времена.

– Саня, а у тебя?
– Самореализация – вот для чего стоит жить. Если ты постараешься, то сможешь перейти на новый уровень в следующей жизни. Из камня безмолвного – в человека… Все, у меня клиент. Аня, пиши телефон: восемь…
На мониторе Колиного компьютера тоже замигало сообщение: «Детка, привет! Как насчет тусануть сегодня с правильными ребятами?» Пара подходящих смайликов, несколько глупых фраз, и вот уже Коля диктует Ане номер очередного самца.
– Коля, ну что за фотка опять? Думаешь, в салоне миллион девушек? – это она про его аккаунт. Ну да, надо было найти в темных очках, поленился. Теперь клиент правда может сказать, что не та, кого вы мне привезли?
– Да ладно, у нее лицо обычное, – отмахнулся Коля. – Звони.
– Приветик, – защебетала Аня в трубку, – да, это я, Инга. Давай на Сенной? Да, без обязательств…
Теперь парни Рашида привезут на место встречи девицу, похожую на фото из аккаунта, сегодня ее будут звать Ингой…. Это Миха называет своих Машами да Танюхами, а у Коли воображение пылкое, он знает много красивых имен.
– Миха, а у тебя какое предназначение?
– Я свое предназначение выполнил. И шесть лет отмотал за это. Вот так-то вот. – «Вот так-то вот» означает, что разговор окончен. Миха самый немногословный в их фирме, где пацаны заводят аккаунты от лица «люблю секс за деньги», а оператор Аня сводит потом клюнувших стесняшек, которые сами не решаются пойти в бордель, с девицами из этого самого борделя.
– Дима, негритянка?! – возопила Аня, увидав мой аккаунт.
– А знаешь, «ей» уже три человека пишут одновременно, – ответил я, набирая «Напиши свой номерок, я перезвоню тебе» сразу трем адресатам.
– Димон, а ты ради чего живешь? – снова завел шарманку Коля.
– Чтобы написать этот глупый рассказ про глупого тебя, – говорю. – Отвали, Коля.

Ввалившись под утро в съемную комнату, Коля сразу же упал на диван, намереваясь проспать как можно больше отведенного ему бессмысленного времени. За окном со звоном и грохотом проехал трамвай, диван задрожал в такт ударам стальных колес.
Уснуть парню не позволила трель звонка. «Пусть Валера открывает, все равно спит на кухне», – отмахнулся Коля, но Валера не спешил открывать. «Чертов раб», – проворчал Коля и потащился к коммунальной двери, изнутри на которой маркером выведено «Не хлопать». Глазок на рассохшихся облезлых досках выглядит насмешкой, не глядя в него, Коля сразу распахнул дверь. На пороге стояла обнаженная девушка с синими волосами.

– Здравствуйте, Коля, – мелодично произнесла гостья, протягивая парню плоскую коробку как для настольного футбола. «Грудь третьего размера, рост примерно 170, – по привычке отметила ответственная часть Коли. – Волосы прямые».
– Я принесла вам ваше предназначение. – «Пушок на животе», – отметила Колина безответственная часть.
– Это раса эрарстразорстра, они виноваты в гибели планеты Нантован. Вы выбраны Космическим Советом как лицо, которое исполнит приговор. Вся раса приговорена к смерти. – Коробка оказалась в руках Коли. Легкая. «Ведь ничего, что я смотрю ей не в лицо?»
– Вы можете привести приговор в исполнение когда угодно и каким угодно способом. Прощайте, – и незнакомка стала спускаться вниз по лестнице. Круглая попа.
– А… а почему – я?
– Потому что у вас не было предназначения, – успела ответить визитерша, прежде чем скрыться этажом ниже. Перегнувшись через перила, Коля обнаружил, что на площадке никого нет.
– Я ничего не пропустил? – заскрипел из прихожей Валера, потирая помятое лицо ладонью, фланелевая рубаха заправлена в треники.
– Нет, ничего интересного, – уронил Коля, поспешая в свою комнату. Из туалета вылетел порыв ветра: это спустили воду этажом выше.

Присев на край дивана, Коля с минуту рассматривал коробку – обычная пластиковая серая коробка, из-за стены раздавались шлепки и стоны: это домовладелец занимался чем-то с женой Валеры. Выдворенный на кухню Валера пошаркал бриться в ванную, наверное, ему на работу. «Вот для чего синяя была голая – чтобы я ничего не догадался спросить и не сообразил отказаться», решил парень и открыл коробку.
Что-то упало на пол, в коробке толпа инопланетян высотой в две спички светилась синим и воздевала руки в Колину сторону. По бокам – постройки, похожие на термитные кучи. С пола раздался писк. Предмет, похожий на смартфон, мигал синей лампочкой, по экрану бежала строка: «Приветствуем тебя, Судия». Стоны за стеной участились.
Не сразу «Судия» догадался, что нужно отвечать в микрофон.
– Почему вы светитесь? – озвучил Коля первое, что пришло в голову. «Мы светимся, когда счастливы. Мы счастливы, потому что знаем, что нас ждет, и готовы принять свою участь» – побежали строчки.
– Меня зовут Николай, – счел нужным представиться парень. «У нас нет имен», – ответствовали синие существа. «Мы готовы принять кару».
– Погодите пока, – солидно заключил Коля, помня, что немногословность – признак серьезного человека, и опасливо отложил «смартфон». Постояв немного, космические преступники разошлись по норам.
Коля улегся на диван, диван затрясся в унисон с проезжающим трамваем. «Я за свое предназначение шесть лет отмотала», – сказала девушка с синими волосами и пошла спать на кухню. Валера ушел на работу, хлопнув дверью. За стеной высоко вскрикнули и затихли.

– Тренихин умер, – голос Ани печален, будто Тренихин – ее близкий родственник.
– Вы были с ним друзья? – неловко спросил Коля. Невеселое начало выходного.
– Да нет, но он такой человек, что пять минут пообщаешься, и кажется, будто всю жизнь дружили.
– Да, очень жаль, – Коля совсем проснулся, вспомнив про инопланетян. Существа в коробке деловито сновали меж построек, по-прежнему ярко светясь изнутри.
– Я думаю, может, надо зайти к жене его, денежку дать, – неуверенно прозвучало из трубки.
– Ну, если вы были близки, то надо.
– Да не то, чтобы близки. Я его жену видела один раз всего.
– Так дело ведь не в жене, ты же отдаешь дань памяти другу. Жена тут вообще ни при чем.
– Я не знаю, идти или нет.
– Хочешь, вместе сходим.
– Хочу.
Паркет скрипел по-прежнему, ни разу не крашенный со времен постройки дома (или чем его покрывают?), и так же сквозило из туалета. Но теперь у Коли появился смысл жизни, и парень потихоньку начинал привыкать к этому факту, чувствуя, будто вырос на полголовы. Вот Тренихин умер, а Коля жив-здоров.
«На 58-м году жизни… скончался большой Поэт… остановка сердца…» – сообщала новостная лента «ВКонтакте». Вероятно, в таких случаях нужно говорить об усопшем, поэтому по дороге Коля рассказал Ане об обоих случаях, когда он видел Тренихина: в первый раз поэт поскандалил на выставке с пьяным художником, а во второй – загадал загадку Коле-гуманитарию и Сане-математику: «Кто из вас быстрей разгадает?» – не разгадал никто, и отгадку теперь не узнать.
– Там круглое поле, и нужно козу привязать на окружности так, чтобы она съела ровно половину травы. Я уже думал, чтоб надеть на нее воротник-воронку, чтобы коза могла съесть половину травы по высоте – верхнюю половину, но это глупо как-то. Тренихин хвастался, что в два счета ее разгадал, а до этого его друг всю жизнь думал, и отец друга всю жизнь думал, и не догадались.
– Пришли. – Вход в подъезд типичного оштукатуренного дома декорирован ужасным черным кафелем, над входом – барельеф то ли щекастого ангела, то ли солнца. Нажав на кнопку домофона, в ответ на «Да?» Аня выдала сочувственно:
– Э-ээ… Можно, мы войдем? – и дверь открылась.
В квартиру дверь была приотворена, навстречу гостям вышла красивая молодая вдова. Приблизившись, Аня произнесла слова сочувствия, говорили негромко, в прихожей – много обуви. «Да, я вынуждена брать деньги, потому что у нас нет на похороны…» – против Колиного ожидания, Аня не попрощалась, а прошла на кухню. Коле ничего не осталось, как проследовать, разувшись, за ней. Вдова смахивала слезы, это показалось Коле почему-то странным и неуместным, это проявление чувств при посторонних. Поминутно она выбегала из кухни отвечать на звонки. «Молодая, красивая, одна не останется», – подумал парень.
На кухне сидели еще мужчина и женщина, поздоровавшись, все погрузились в молчание. Аня перебирала пальцами, Коля попытался принять вид крестьянина с картины, который мог с подобающим видом весь день просидеть не шелохнувшись. На столе горела церковная свеча, огонь слишком нервный, скачущий, смотреть на него было неспокойно. Молча разлили чай, пар от чашки заструился умиротворяющее, как это следовало бы делать огню; движение пара успокаивало. Оказалось, что кончилась заварка.
– Я схожу за чаем, – придумал Коля, мужик напротив кивнул: «Угу» и, вырвавшись из оцепенения кухни, Коля побежал в магазин. Дверь подъезда он подпер кирпичом, чтобы не звонить в домофон снова. Чай как будто давал Коле право сидеть за столом, ведь денег он не принес. Вернувшись с таким же точно чаем, пустая коробка из-под которого стояла на столе, в прихожей он столкнулся с новым посетителем. Посетитель оказался послушником, говорил он много и беспредметно, как будто одними предлогами, объяснив только, какой нынче церковный праздник. Это оказалось то, что нужно, чтобы разрушить неловкую тишину.
– На Собор казанских святых умер. Хорошо умер, – заключил послушник.
– А какой-то еще Собор сегодня, другой какой-то, – вспомнил мужик напротив.
– Нет, сегодня – только казанских святых собор, – отрезал послушник, – я календарь наизусть знаю.
– Выпил водки, а ему нельзя было после больницы, – всхлипнула вдова, – и плохо стало. Сказал: сегодня, наверно, умру.
«Как его звали?» – попытался вспомнить Коля, вспомнил: Виталий, отчества он не знает, или забыл. Посидев еще немного и дождавшись следующего посетителя, под предлогом освободить стулья (на кухне уже не было мест), Коля поднялся:
– Мы пойдем, – и потянул за собой Аню. На прощанье он пожал обеими руками тонкие руки вдовы, глядя в глаза и кивая участливо – правая ее рука неловко выскользнула – и они покинули приют скорби.
– Хорошо, что сходили, и посидели хорошо и правильно. Ей важно это участие и внимание, – заключил парень. Коля думал о том, что Поэт Тренихин для него навсегда останется человеком с загадкой про козу.
– Не дожил до дряхлости, жена красивая, любит его, умер тихо во сне, – любой позавидовал бы, – рассуждал он дорогой, споткнувшись все-таки на «позавидовал»: можно ли завидовать мертвецу? Пять жен было, у Коли столько не будет.
Придя домой, написал Сане: «Это же Тренихин загадал нам загадку про козу?» – написал без предисловия, и для того еще, чтобы показать, что Коле известна новость, о которой Саня, возможно, еще не знает. «Не помню, – ответил Саня. – Вроде, не он».

– Вы гаснете, когда умираете, – догадался Коля, вертя в пальцах бездыханное тельце. «Он умер от старости, – побежали строчки. – Мы готовы принять наказание». Уже две недели прошло с момента получения «предназначения», а Коля все не мог себя заставить уничтожить синюю расу. Какой-то невидимый барьер не позволял ему казнить разумных существ так же, как в детстве он топтал муравьев, соревнуясь с другом Санькой: кто больше, покрывая доски тротуара влажными крапинами. Этап детской жестокости должен пройти каждый, считал Коля, не ставя себе в вину ни муравьев, ни соседского щенка, которого он пытался утопить в ледяной канаве. То была жестокость стихийная, животная, а планомерно и обдуманно, по заказу убить целую расу существ он не мог.
«Хрупкие вы?» – подумал парень и переломил пальцами ногу мертвого существа. Нога пружинисто хрустнула, как, наверное, хрустнула бы конечность лягушки, этот звук, скорее почувствованный пальцами, чем услышанный, отозвался омерзением во всем теле парня. Он вспомнил про Настю, милую девушку, похвалявшуюся, что мышам, попавшим в капканы на даче, она сначала ломает все кости – по одной, лапки и хвост, и только потом убивает.
– Сами виноваты, нечего бегать по моей территории, – хищно улыбнулась Настя и облизнула уголок рта острым язычком. Судорога сотрясла Колю, заставив его выронить трупик (тот с мягким стуком упал спиной на борт коробки и, перегнувшись, – дальше) и опрокинуть чашку чая, блестящим озером разлившегося по столу. Что-то пискнуло, и огонек «пейджера» погас. Занятый своими переживаниями, а затем – попытками открыть прибор для просушки, Коля не заметил, как в тот самый миг, когда он переломил нелепую синюю конечность, непривычно густая толпа инопланетян засияла особенно ярким светом.

На кухне сидел Валера в компании «полторашки» пива.
– Жена ушла с ключами, – как бы оправдываясь, промямлил сорокалетний мужик, то ли сантехником работает, то ли сварщиком, – не смог вспомнить Коля. Лицо Валеры было помятым и унылым, как и всегда.
– Коля, ты умный парень, скажи мне: в чем смысл жизни?
– Ни в чем, – рассердился вдруг Коля, передумав ужинать, выпалил с отвращением: – Нет его!

– А где Миха? – спросил Коля, однажды обнаружив справа от себя пустое место.
– Сокращение штатов. Сами в аккаунте фотки такие ставите. Клиенты не верят, что девочка из Интернета и привезенное чучело – одно лицо. Самцы отказываются от цыпочек Рашида, – съязвила Аня.
– Миха, что ли, был самый недостоверный?
– Миха слишком много болтает про свои геройства. Вояка хренов. Да, это Света, это мы с тобой сейчас общались в чате, – замурлыкала Аня в трубку. По всей видимости, контора потихоньку загибалась. Коля отыскал «ВКонтакте» девушку с очками на пол-лица и, обозвав ее Эльвирой, стал ожидать «друзей по интересам». В графе «Интересы» значился «секс за деньги».
– Михе надо было водителем идти, развозить эльвир, – ожил за спиной Саня.
– Почему это?
– Вчера водила Рашида привез девочку на «место встречи», а клиент – в отказ, не та, и по тельчику был другой голос, – так водила вылез и навалял ему по первое число, деньги забрал, оставил шлюху и уехал. У Михи бы хорошо получилось, продажи бы поднялись.
«Какие ушки, какие губки, какой котичек!» – появилось на мониторе.
Ушастый губастый чертов идол насмешливо пялился со стены.

Придя домой, Коля первым делом швырнул на стол купленную по дороге пачку бритвенных лезвий (чтобы не забыть, не таскать в кармане, а то вдруг в троллейбусе воры порежут чью-то сумочку, а у него лезвия при себе), а вторым – привычно заглянул в коробку с синими человечками. Последние пару недель они светились совсем неярко, вяло слоняясь среди своих «термитников». Сейчас в одном из углов царило оживление: толпа существ избивала соплеменника. Достаточно скоро жертва погасла, ее тут же бросили и разошлись. «Может, сами как-нибудь вымрут», – подумалось Коле. Связи с расой он не имел уже пару месяцев, прибор не удалось просушить. И все же скотское поведение синих, которые вдруг стали то убивать друг друга, то крушить постройки, злило его. Словно земной раздрай добрался и до инопланетного народца, – последний островок порядка поглотила пучина хаоса. «Порезать бы вас этими самыми лезвиями», – подумал Судия и от греха поспешил на кухню. Из-за соседской двери телевизор сообщил бодро: «Геноцид – самое утомительное занятие… после хоккея». Это выпущенная из больницы еще одна соседка, Тоня, набиралась телемудрости.
– Ты чего тут? – спросил он пацана лет десяти, сына Валеры и его странной жены.
– Мне сказали здесь быть, – отвечал мальчик борщу, кипящему на плите.
– Ваш?
– Их, – поправил пацан, кивнув в сторону своей двери. Оттуда вновь доносились шлепки и стоны.
– Слушай, а что они там делают? – от скуки спросил Коля.
– Мне грустно об этом говорить, – серьезно ответил пацан. «Глаза у него серые, как у кошака бессловесного», – подумал Коля. Повинуясь неожиданному порыву, он вынул из кармана согнутые сотки и протянул пацану.
– Иди в кино сходи, не торчи тут.
– Спасибо, – по-взрослому кивнул Гриша (имя фиг запомнишь) и пошел к выходу, все оживляясь, захлопнув дверь.
В кастрюле изгибалось синее тельце длиною в две спички. Бурун выплюнул его на поверхность, тельце рассыпалось лепестками лука. Заметив в борще свое отражение, Коля харкнул в лицо, и оно исчезло.

– Здравствуй, Коля, можно к тебе? – елейный голос приволок следом и соседку Тоню. – А я вот думаю, как тут Коленька поживает, как здоровье, как на работе, – подобралась она к столу и преувеличенно аккуратно поставила на самый край бутылку кагора. Впрочем, аккуратность не лишняя: у Тони на руке всего один палец – онкология.
– Да норм, тетя Тоня, живу потихоньку, – Коля украдкой прикрыл пластиковую коробку газетами.
– А мне вот кагор принесли в больницу, а мне ведь нельзя, так я думаю, может, Коля выпьет, Валера-то только пиво хлещет все, какое ему вино… – и потек рассказ без конца и края о больнице, о враче Пшеницыне, который «ходит, как мешок с г…ном, а хирург хороший», о жидкой каше без соли, но с сахаром, и о всей беспросветной ушедшей дорогой жизни. После каждой фразы Тоня заглядывала Коле в глаза, будто спрашивая: «Ведь да, ведь так?», – и приходилось кивать согласно. Когда похожая на побитую собаку Тоня наконец ушла, Коля написал в блокноте: «Приходила соседка Тоня. Она так цепляется за жизнь, что даже – за меня», а затем, смешивая отвращение и тоску с чувством превосходства, как кровь из поврежденного зуба смешивается с едой, давая то соленый, то сладкий, но всегда – мерзкий вкус, выпил весь кагор и свалился спать.

Кто-то провел рукой по его щеке. Девушка с синими волосами склонилась над диваном, что-то шепча, Коля не мог разобрать слов. Обнаженные груди свисали к его груди, он потянулся было, но не смог поднять рук. «Манную кашу, совсем без соли, манную кашу» – вдруг различил Коля, девушка отняла руку от его щеки – это была однопалая клешня Тони, стало жарко снаружи, а внутри – холодно, где-то бешено звенели колокольцы, забытые на стене. Коля дернулся и замер на подушке, залитой кровью, а маленькие синие человечки продолжали кромсать его шею лезвиями для бритья (колокольцы захлебывались, хлопнула дверь, проехал трамвай), и светились они – все ярче.