Литературный журнал

Куприян всё-таки дожил до пенсии. Дожить-то дожил, но не пережил. В тот же день напился с друзьями на радостях, что закончились трудовые мучения, до дома кое-как доволокся, на второй этаж почти поднялся, да на предпоследней ступеньке споткнулся и кубарем скатился вниз. Там и остался лежать до утра. Утром соседка с первого этажа скотину собралась убирать, вышла в коридор и наткнулась на Куприяна, лежащего почти у самой её двери.
— Купрей, чего развалился у самого порога? Ни пройти ни проехать, — слегка пнула сапогом Антонина соседа. — С утра уже нализался, как свинья!
В ответ Куприян только что-то невнятно прохрипел.
— Что, что? — не расслышав, нагнулась над ним соседка и тут же резко отпрянула назад, разглядев синюшное лицо с запекшейся на лбу кровью. — Да ты чего, Купрей, ты чего? — испуганно прошептала Антонина, пятясь от скрюченного на полу соседа. — Плохо тебе, чего ли?
Наткнувшись спиной на собственную дверь, Антонина резко развернулась, рывком отворила её и прокричала вглубь квартиры:
— Федула, вставай, подь сюды! Твоему дружку Купрею совсем курдык, синий весь у нашего порога ляжит и еле дышит, кровью по всей башке присох!
— Ох-ма, чё орать-то, я чё, врач, чё ли? — раздался недовольный голос.
— Врач не врач, а поди посмотри, чего с им, я боюсь, — отодвинулась от двери Антонина, давая возможность мужу подойти к скрюченному соседу.
— Купрей, дружбан, ты чего? — склонился над бедолагой Фёдор.
— М-м-м, — промычал что-то в ответ Куприян.
— Купрей, не понял, плохо тебе? Повтори, — осторожно тронул за плечо друга Фёдор.
— А то не видишь, что плохо! — прикрикнула на супруга Антонина, придя в себя от потрясения.
— Да заткнись ты, — цыкнул на жену Федор, — без тебя разберёмся! Пойди поднимися лучше к Любке, скажи ей, что с мужиком ейным плохо, пусть спустится.
Боязливо обойдя соседа стороной, Антонина стала подниматься на второй этаж.
— Купрей, давай я тебя подниму, — попробовал оторвать друга от пола Фёдор, схватив его за подмышки.
— Хр-р-р, — захрипел Куприян, вытаращив глаза. И тут же из уголка его рта потекла кровь.
— Вот чёрт! — испугался Фёдор и уложил Куприяна обратно на пол. — Чего это с тобой?
— Хр-р-р.
На втором этаже громко хлопнула дверь, и раздался визгливый голос Любки:
— Ну и где этот алкаш?
— Я ж говорила, внизу лежит, синий весь, — ответила Антонина.
— Синий? Потому что законченный алкаш, — грузно спустилась вниз Любка и сходу с силой пнула лежащего мужа. — Вставай, падло, хватит народ баламутить!
— Хр-р-р.
— Ты чё, дура, ему ж плохо. Глянь, кровь горлом идёт, — оттолкнул Куприянову жену Фёдор.
— Плохо ему! — скривила рябое лицо Любка. — Пить без меня не надо было, тогда б и плохо не было, а так боженька наказывает. Не фиг супругу законную динамить.
— Ну, эт вы отношенки-то свои потом завыясняете, — отодвинул Любку рукой подальше от мужа Фёдор. — А сейчас врачей вызывать надоть и за фельдшерицей сбегать. Давайте-ка, бабоньки, мухой, одна нога там, другая здесь, а я пока с Купреем побуду.
Через минут двадцать подошла фельдшер, посмотрела на Куприяна, достала мобильник и вызвала «скорую». Приехавшая «скорая» увезла мужика в больницу, где он и умер на следующий день.
Узнав о смерти мужа, Любка тут же отправилась в сельскую администрацию.
— Кать, горе у меня нынче, — притворно захныкала Куприяниха, войдя в кабинет главы поселения, — Купрей помер.
— Слышала, — отложила в сторону деловые бумаги Екатерина Матвеевна и сочувственно посмотрела на Любку, растиравшую кончиком чёрного платка сухие глаза. — Соболезную. Что делать собираешься?
— А что делать? Хоронить. Вот за деньгами к тебе пришла, поминки надо устраивать, туды-сюды, расходы одне. Я уж посчитала — только водки ящика три-четыре надобно, а закуски так и того больше. А ещё гроб, могилку копать, да мало ли… Так что тысяч десять давай, не меньше.
Сочувственное выражение на худом лице Екатерины Матвеевны сменилось удивлением.
— Ты, Любка, что-то путаешь. У нас тут не собес и не благотворительная организация. Помочь поможем, транспорт там — Куприяна из морга привезти, да на похороны, ну, венок от посёлка, а на водку и на прочее сама изыскивай, у меня на это деньги не заложены.
— Да ты чё, Кать, как не заложены? — покрылась красными пятнами Любка. — А где ж я возьму, у меня отродясь таких денег не бывало. Кать, ты чё?
— Кто ж виноват, копить надо было, а не пьянствовать всю жизнь, — строго оборвала Любкин визг Екатерина Матвеевна. — Работать надо было, а ты только и знала, что гулять и веселиться. Поезжай в собес, оформи бумаги о смерти на Куприяна, они тебе выделят тысячу-другую, на гроб хватит.
— Да на какой гроб?! — наливаясь злобой, заорала Любка. — Мне на поминки денег нет, а ты про гроб!
— Ну, про поминки с водкой ты забудь, киселя с кутьёй людям подашь, — стукнула кулаком по столу Екатерина Матвеевна.
— Да ты чё, дура? — визгливо завопила вдова. — Ты чё, издеваешься? Какой кисель, какая кутья, чё обо мне народ подумает?
— Ну вот что, голубушка, — нахмурившись, поднялась из-за стола глава сельсовета, — иди-ка ты отсюда, пока я не передумала с транспортом. И мой тебе добрый совет — поезжай в район, в собес, пока рабочий день не кончился. А людям про тебя думать нечего, они о тебе и так всё знают.
— И на что я поеду? — сбавив тон, захныкала Любка. — У меня ни рубля нет.
— Что, вообще нет?
— Откуда, я ж не работаю, а этот даже пенсию первую не получил.
Екатерина Матвеевна укоризненно покачала головой, достала из своей сумочки кошелёк и протянула Любке триста рублей.
— На. На дорогу туда и обратно, хватит вполне.
— Ой, Катюш, спасибочки, — тут же просияла заискивающей улыбкой Любка. — Ты настоящая баба. Душевная. Всегда буду за тебя голосовать.
— Иди, иди уже, — отмахнулась от неё Екатерина Матвеевна.
Вечером из Куприяновой квартиры раздавались пьяные голоса.
— Почему так несправедливо на свете, а? Я тебя спрашиваю! — стучала кулаком по столу Любка, обращаясь к уже совсем охмелевшей соседке Антонине и её мужу Фёдору. — Вот подох мой и меня одну оставил. Это что, правильно? Не прощу ему!
— Да-к надо было и тебя с собою Купрею забрать? — пьяненько оскалился Фёдор, расстёгивая ворот полинявшей рубахи.
— Ты чё, придурок? — вылупилась на него вдова. — Я про то, на что жить мне до пенсии ещё три года.
— Да-к делай чегой-то нибудь, — Фёдор разлил по стаканам остатки самогона.
— Чего делай, чего делай? Больная вся, ноги не ходят, руки не шевелятся. Вот выпью, так ещё ничего, а как трезвая, хоть вой.
— Ну, может, пенсию по потере кормильца запишут, ты к Катьке-то сходи завтра, узнай, не откладывай, — хитро сощурил глаза сосед и опрокинул в себя содержимое стакана.
— А что, есть такая? — оживилась Любка.
— А то! — важно подтвердил Фёдор. — Хоронить Купрея когда будешь?
— Вот завтра у Катьки пенсию за кормильца получу, тогда и буду.
— Ну ладно, бувай, что ли, как нужен буду — позовешь, — Фёдор поднял свою жену с табуретки и, шатаясь, повел её к двери.
С утра Любка нетерпеливо топталась у сельсовета.
— Ну, оформила бумаги, деньги получила? Когда за Куприяном машину посылать? — подошла к двери Екатерина Матвеевна.
— Ты, Кать, мне зубы не заговаривай, ты мне пенсию на потерю кормильца выпиши, тогда и поедем.
— Подожди-подожди, — опешила Екатерина Матвеевна, — что-то я не пойму, какую пенсию, какого кормильца? Ты вчера в районе была, в собес ходила?
— На кой мне твой собес? — завизжала вдова. — Что мне там сдалось? Из-за тысячи унижаться? Не ездила я туда и не поеду. Да ты мне на мозги не капай, а лучше пенсию выписывай на Купрея, на мою поддержку. У меня денег, ни копейки совсем.
— Как — денег нет? — ахнула Екатерина Матвеевна. — Я ж тебе дала вчера триста рублей!
— Фу-ты ну-ты, триста рублей, — сплюнула на землю Любка, — тоже мне деньги!
— Постой-постой, так ты их пропила? — дошло до Екатерины Матвеевны.
— Не пропила, а помянула Купрея с соседями. А что, нельзя? — нагло подбоченилась Любка. — Или копеек своих пожалела? Подачкой откупиться решила?
— Пожалела, вот теперь точно пожалела. Ну да ладно, впредь наука.
— Так как насчёт пенсии?
— Совсем у тебя от сивухи мозги брякнулись, — укоризненно покачала головой Екатерина Матвеевна. — Ты что, дитё несовершеннолетнее? Это им такие пенсии назначаются, да и то не мной.
— А кем?
— Да какая разница кем, тебе всё равно не светит. Ты лучше скажи, когда за мужем поедешь? Уже второй день пошёл, а хоронят по обычаю на третий.
— А вот сама и хорони по обычаю, — с ненавистью взвизгнула Любка. — А у меня денег нет.
— Да ты что, Любка! — аж всплеснула руками Екатерина Матвеевна. — Побойся Бога, он же муж твой. Ты с ним сколько прожила? Лет тридцать-тридцать пять?
— А сколько б ни прожила, не твоего ума дело. Хоронить не буду, пусть государство хоронит. Вот! — удивилась своей неожиданной мысли Любка.
— Как же так? — возмутилась Екатерина Матвеевна. — Он же тебя всю жизнь поил-кормил, сына родили. Что Серёга скажет, когда из тюрьмы вернётся? Спросит, где батькина могила, а ты ему что?
— А ничего, на кой ему такой батька. Серёга его никогда не любил, он ему всегда до лампочки был.
— Тьфу на тебя! — в сердцах сплюнула в сторону Любки Екатерина Матвеевна. — Последний раз спрашиваю, в район поедешь?
— Денег дай.
— Нет.
— Ну, тогда сама и хорони, — отвернулась от Екатерины Матвеевны Любка.
Все последующие дни Любка слонялась по деревне пьяная и жаловалась людям:
— Что за жизнь, разве это жизнь? Похоронить мужика не дают по-человечески, что он, и на пенсию хоть одну не заработал?
— Ты б не пила, а бумаги в собесе оформила бы, да и похоронила, — осуждающе неслось ей вслед.
— Какие похороны без поминок? — сетовала Любка, не замечая неприязни окружающих.
— А тебе только б напиться. Жалко ведь Купрея, хороший мужик был, а похоронят как собаку, под номером, — жалели Куприяна на деревне.
— А мне что, не жалко, мне не жалко? — пускала слезу Любка. — Мне больше вашего жалко, как я без могилки… И помянуть некуда придтить будет, и помру — лежать мне не рядом.
— Так езжай, забери Куприяна.
— Пусть Катька хоронит, у меня денег нет, — злобно огрызалась в ответ Любка и уходила прочь.
На восьмой, со смерти Куприяна, день Екатерина Матвеевна сама прошлась по деревне и к обеду набрала необходимую для похорон сумму. А уже утром девятого дня закрытый гроб с телом покойника стоял у сельской администрации для прощания. Соседи ближние и дальние подходили к домовине, скорбно переговаривались между собой, некоторые крестились. К полудню на деревенском кладбище появился свежий холмик, укрытый пахучим лапником, сверху положены были четыре красные гвоздики и воткнута табличка с фамилией и годами жизни покойного. Благоверную Куприяна ни до, ни после похорон в тот день так никто и не увидел.
А через три дня не просыхавшая от пьянства Любка споткнулась на предпоследней ступеньке своего дома и кубарем скатилась вниз, свернув себе шею.
Утром Антонина в коридоре наткнулась на разбитое тело соседки и дико закричала от ужаса.
— Купрей за собою забрал, сердечную, — сделал вывод нахмурившийся Фёдор, не обнаружив пульса у Любки. — Любил, видать, сильно.