Литературный журнал

* * *

В снегах полутораметровых,
в своих сомнениях не новых
живешь средь выдуманных бед,
как вмерзший в лед велосипед.

И обездвижены педали,
и судорогой руль свело,
и все фрагменты и детали
однообразно замело.

На крыльях блекнут катафоты,
и отзвенел звонок давно.
Орленок? Аист? Что ты? Кто ты?
С наклейкой выцветшей «Кино».

А впереди зияет бездна,
ночей морозных бирюза.
И если честно, бесполезно
кричать и жать на тормоза.

По всем фронтам обезоружен,
не потому что ты не нужен,
но вечен зимний твой ночлег,
поскольку не растает снег.

* * *

Выходишь из кинотеатра,
а жизнь воняет тошнотой,
не важно — Сартра ли, не Сартра,
не важно — с этой или с той.

Стоишь у входа в синема,
летят снежинки обречённо,
и чёрно-белая зима
коварная молчит о чём-то.

Посмотришь в падающий снег
и, словно жертва зимней секты,
вдруг выучишь небесный сленг,
забыв земные спецэффекты,

но одиночества хандра
и однодневности тревога
к тебе опять придут с утра,
а это, если честно, много

для человека… Всё, что тут,
и всё, что там, прими за данность
и проложи себе маршрут
из снегопада в благодарность.

* * *

лежу лежу горизонтален
молюсь тому кто вертикален
а ветки звук диагонален
и словно пушкин гениален
а ветки звук сюда проходит
легко легко меня находит
и я теперь диагонален
и словно пушкин гениален
лечу лечу сквозь зябкий вечер
который чëрен и несносен
достигну ли макушек сосен
над гладью льдом покрытой речи
где речка встала и стоит
где вифлеемская горит
где во хлеву сияют ясли
конечно приглядеться если

* * *

Когда и сил, и времени в обрез,
Не женщина нужна, но женский образ.
И звёздный небосвод,
И тёмный лес,
И леший, что сидит под елью, сгорбясь.
В пространстве звуков
Редкие слова
Пространство ароматов не нарушат.
Шуршанье веток, пенье соловья
И женский плач — всё просится наружу.
Туда, откуда льётся тёплый свет,
Где с ниткою встречается иголка,
Где жизнь моя, единственный мой свет,
Расстёгивает пуговичку долго.

* * *

если очень упростить
можно даже дальше жить
даже можно вспоминать
и немножко узнавать
даже чудное мгновенье
спутав прошлое и сон
голос голос это он
главное стихотворенье

* * *

Когда в душе сермяжной и бродяжной
наметился внеплановый ремонт,
сойдёт любой, но лучше — эрмитажный,
голландский иль фламандский натюрморт.

Стоишь перед картиной сам не свой:
в глазах туман, закладывает уши,
и чувствуешь себя ты стрекозой
на яблоке, а может быть, на груше.

И только лишь решёткою ресниц
и плоскостью холста неумолимой
ты отделён от пенья райских птиц,
от красоты живой и нелюдимой.

Плоды, цветы, ракушек мелких горсть,
кувшин в углу, а над кувшином — мошки,
в том мире не хозяин ты, а гость,
но встреченный отнюдь не по одёжке.

В звериный час и в первобытный миг
себя узнаешь в правде обнажённой,
и тленья вкус утешит твой язык,
ведь страсть сокрыта в глине обожжённой.

* * *

Всё по любви и это тоже,
ведь по расчёту — только смерть.
Я озверел уже, мой Боже,
и дальше некуда звереть.
Вчера рычал, сегодня вою,
себя в тебе не узнаю,
бывает, вырвешься на волю,
а там лишь — баюшки-баю.
Стою во мраке с сигаретой,
а может быть, она со мной.
Всё по любви, но не по этой —
по той, нездешней, неземной.