* * *
Уносят за собою старики
Худые стены, пыль и сквозняки,
А ты бежишь, еще здоровы ноги,
И кажется, что будет так всегда:
В котомке силы, новые дороги,
Упругий нерв и талая вода.
Грохочет время, но ты глух и слеп,
Пока сгорает день и сытен хлеб,
Пока мечты стремительны и звонки.
Ты строишь планы, сбивчивым стежком
Латаешь дыры сотканной котомки,
И споришь о судьбе со стариком.
* * *
Невидимая высь, заснеженная синь,
Антенны на домах — рога немых оленей.
Сугробы. И тепла отныне не проси,
Лишь прыгай в белый пух по самые колени.
И шапка на боку, и варежки сыры,
В кармане носовой платок измят и скомкан,
Пурга бодрит с утра уставшие дворы,
Ликует и шалит восторженным ребенком.
Потеряны следы от стоптанных сапог,
Укутывает снег и хрустом травит байки.
А после он скользнет в квартиру за порог,
И каплей подмигнет на сохнущей фуфайке.
* * *
Тесной гурьбой мы сидели зимой у костра.
Сохли промокшие ноги и млели в истоме,
Жарилось мясо, теплело от рюмок застолье,
И прилетала на варежку мухой искра.
Гнулись деревья в тулупах из снега, пунцом
Лица пылали над горстью углей и рассказов,
Спорили люди о жизни то тихо, то басом,
Не обижались на вдруг озорное словцо.
Зрел выходной в сердцевине уставшей зимы,
И остывали мангалы в помятых сугробах.
Мы согревались мечтами о дружбе до гроба,
Веря, что от одиночества спасены.