Литературный журнал

Марья Ивановна не любила, когда родственники собирали ей день рождения. Сами так хотели, настаивали. Оно вроде бы ничего с одной стороны. Дарили всякие полезные в хозяйстве вещи, массажёр там для ног, стиральную машину. Помогали собрать стол, не без этого, и посуду потом мыли и проч. Кушали хорошо, пели громко песни, многие говорили искренние тосты. А всё-таки мешали ей, Марье Ивановне. Им-то что, собраться всей гурьбой и веселиться как бальзам на душу, а ей лишние хлопоты и головные боли. Она потом не могла долго уснуть, ворочалась, брюзжала на гостей, думая в бреду, что они ещё не ушли. Один раз по этому поводу приснился муж Костя, она жаловалась ему на задержавшихся гостей…
Да и обычное утро обычного дня начиналось не ахти. Просыпаясь, с трудом разлепляет веки. Они слипаются почему-то во сне, видимо, от старости. Ноги затекают, приходится их разминать минут десять, прежде чем подняться с кровати. В голове постукивают какие-то молоточки. Пойдёт на кухню после того, как ноги прогрелись, заработали. На кухне из специального шкафчика, который висит на стене, достаёт упаковку таблеток, берёт одну и запивает водой. Возвращается в комнату и продолжает разминку. Пока прохрустит все суставы, разогреет остеохондрозную шею, промнёт органы в животе, голова незаметно перестаёт болеть.
Три года назад Марья Ивановна ушла с завода на пенсию, почти всю жизнь отработав штамповщиком на больших прессах. Дело несложное: берёшь щипцами заготовку, кладёшь под пресс, нажимаешь две кнопки, и за секунду штампуется деталь. Поначалу, когда уволилась, было непривычно без пятидневных ритуалов со штамповкой. Тогда Марья Ивановна придумала своеобразную игру. Когда она просыпалась, а веки, как обычно, не разлеплялись, она представляла, что она берёт щипцы и раз: рукой поднимает веко — и один глаз открыт. Потом берёт заготовку как будто и два: второй глаз разомкнулся. Три: кладёт заготовку под пресс и, — что есть силы, — садится на кровать. Четыре: нажимает две кнопки — разминает затёкшие ноги обеими руками.
И когда каждый год на день рождения собирались гости, которые стали в тягость, такие фантазии помогали не тосковать. Раз — берёт щипцы как будто — и раскладывает продукты на кухне. Два — кладёт под пресс заготовку — нарезает, замешивает ингредиенты. Три — и кладёт в духовку или высыпает на сковородку. А потом приходят гости помогать с готовкой, и в голове время от времени тоже самое: раз, два, три…
В разгар застолья гости начинают громко запевать народные песни. Раз — и Марья Ивановна тоже поёт:
Ой-й-й цветёт кали-и-на в поле у ручья!
И вспоминается, как с умершим мужем Костей пела песни, когда он играл на баяне…
В перерыве внук, возмужалый, бизнесмен, здоровый как бык, говорит радостно, держа рюмку в огромной лапе:
— Поздравляем вас, Марья Ивановна, с тем, что благодаря вашим усилиям из нас, оболтусов, выросли нормальные люди!
Да конечно нормальные, думает Марья Ивановна, понастроили свои бизнесы, а обычные рабочие копейками перебиваются. Но это так, временные мысли, просто у неё голова разболелась оттого, что пели громко песни. Она вообще-то рада за внука.
— Спасибо тебе, голубка, — отвечает Марья Ивановна. — Уж не моя заслуга, что ты человеком стал. Это ты сам всё, молодец ты у нас, добился.
— Ну, пусть так! Здоровья вам, Марья Ивановна, и радости!
И после тоста начинаются танцы, в которых Марья Ивановна участвует с новыми силами, невесть откуда взявшимися.
А ближе к концу застолья, когда уже все подарки вручены, начинается тест-драйв этих самых подарков. Вот внучок подарил бабушке массажёр для ног. Садится она на диванчик, внучок наливает водички в «какой-то тазик» с проводком сбоку, кладёт аккуратно бабушкины ноги в этот тазик. И включает. Марья Ивановна пугается, что начинает вибрировать, вытаскивает ноги. Гости умилённо улыбаются. А внучок поясняет:
— Ты не бойся, бабушка! Это китайские технологии. Будешь жить долго и счастливо, если станешь каждый день хотя бы по пятнадцать минут массажировать.
Марья Ивановна улыбается тоже, кладёт сама ноги в чудо-тазик, говорит в шутку «Поехали!». И терпит всё это… Не нравится ей, как вибрирует, как будто кости этот тазик пытается перемалывать. А улыбается, шутит, мол «щИкотно-то как!». Гости довольны.
В другой раз кто-то подарил стиральную машину. Поглядела она, как работает машинка, послушала, подождала, как там всё происходит, и решила: ну нет, такая штука и электричество тратит, и стирает по два часа — она, Марья Ивановна, уж лучше сама. И вспоминается, как вручную стирала одежду умершего мужа…
А кто-то вот вручил коврик с подогревом, на котором нужно лежать и лечить спину. Там какие-то особые камешки, мол, внутри. Марье Ивановне поначалу понравилось, но потом как-то больно надолго уснула на таком коврике, с форточки надул коварный сквозняк, и заболела она пневмонией. Кое-как выкарабкалась. Чтобы не шибко огорчать родственников, сказала, что в огороде напотелась, напилась, мол, ледяной воды как ребёнок, вот и слегла.
А в огороде Марья Ивановна любила бывать. Начнётся весна — и сразу туда, землю перекапывать, засаживать, поливать. Так всю весну и лето находится почти что безвылазно, работает не спеша да сплетничает с бабушкой из соседнего огорода. А в конце лета у неё день рождения…
Так поработает она в огороде до конца дня, помоет руки в ведре и наденет кое-какое колечко на палец. Оно хорошее, золотое. Дедушка Костя, муж её подарил. Они вместе соорудили этот огород. Он что-то запил под конец жизни, стал буйный, а в последний месяц до смерти разленился, лежал на диване целыми днями, только на кухню в основном выходил. Но Марья Ивановна любила его, за былые заслуги. И не говорила родственникам, что дед только пьёт да на диване лежит. А то внучёк узнает и начнёт деду Косте хамить зазря…
Теперь Марья Ивановна за двоих жить будет, давно она так решила. Станет улыбаться гостям. За двоих будет жить, чтобы следующим поколениям только хорошее вспоминалось.