Литературный журнал

Григорий Медведев родился в 1983 году в Петрозаводске. Вырос в Тульской области. По образованию журналист. Стихи публиковал в журналах «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Юность» и других. Автор книги «Нож-бабочка» («Воймега», 2019). Лауреат премий «Лицей» и «Звездный билет». Живет в подмосковных Мытищах.

* * *

С севера, из дальних округов
облака наволокло циклоном.
И всё утро тени облаков
по горе скользили, вниз по склонам —
олово подмешивать к волнам.
Бухта и вершина постепенно
открывались с набережной нам,
обе в клочьях сероватой пены.

И облокотясь на парапет,
где кончается сосновая аллея,
мы смотрели, как вода меняет цвет
в отдалении отчетливо светлея.
Прела водоросль, но запахи гнилья
хорошо перебивала хвоя.
И другую землю вспомнил я
и другое небо даровое.

Я лежал — под головой рука —
слушал сосны в забытье счастливом
и не знал, что гонит облака
ветер к этой бухте и проливам.
В мае недостаточно тепла
там, вдали от моря, на котором
не бывал, и снулая пчела
непрогретым дребезжит мотором.

* * *

Ещё зачем-то помню, как
цвели под окнами пионы,
и бронзовки возились сонно
в их полнокровных лепестках.

Лежала вся моя земля
как будто в праздничных обновах
белесых, розовых, бордовых
до самой груды горбыля.

И запах в солнечные дни
безветренные креп над грядкой
щемящий, душновато-сладкий,
июню тленному сродни.

Теперь пионов нет, щаве́ль
разросся дикий (или ща́вель),
чей год от года сухощавей
лист, и лютеет муравей.

И время растворяет те
приметы с хрупкой сердцевиной
в своей, не знаю, муравьиной,
щавелевой ли кислоте.


* * *
А. Л.

Хорошо нам идти через двор заросший
рука об руку узкой тропой-дорожкой
мимо трав, качелей, пятиэтажек,
миновав по доскам сырой овражек.
Неподвижны стрекозы, деревья, время
и сам воздух стоит. Придавило темя
флорентийской выделки облаками.
Только не Италия под ногами.
Хорошо нам вместе полуднем потным,
а давно ли идем, мы уже не помним.
Никогда не вернемся с больших каникул.
Не по нам ли зеленый смычок пиликал?
Не по нам ли, сердешный, он пел без фальши,
от него уходящим все дальше, дальше.
Так и будет длиться прогулка эта
до скончания дня, до исхода лета.
Облака, ромашки, шмели, цикады.
Никого не встретим, да и не надо.


* * *

Счастья нет, но есть зима и море.
Долго-долго ехали на юг.
Паузы в ненужном разговоре
заполнял колесный перестук.
Взяли чаю у широкоскулой
проводницы, но не стали пить.
Всматривались тщетно в тьму за Тулой,
в Курске выходили покурить.
Бабы на казачьем полустанке
продавали рыбу и вино.
Ветер пахнуть начинал с изнанки
водорослью, преющей давно.
Будто из тяжелой серой пряжи
море ткал отлаженный станок,
и сукно шинельное на пляже
собиралось складками у ног.
Древние скрежещут шестеренки,
проворачиваются валы.
На бесхозном лежаке-шезлонге
рядом посидим невеселы.
День кончался, нависала морось,
и, ладони спрятав в рукава,
мы безлюдной набережной порознь
уходили. Года через два
я ракушку за подкладкой куртки
вдруг нащупаю и пальцы обожгу.
Волны волокли медуз, окурки,
перья чаек, щепки, шелуху.

* * *

Жарко почти как летом, а ты в неволе.
Листва уже поредела, поэтому видно
сквозь ветки футбольное поле —
у кого-то идёт физкультура. Обидно
маяться здесь, где училка-старуха
выдавливает, как из тюбика пасту,
насильное просвещение в оба уха,
а не там, где пасёт порыжелую паству
ветер, и пренебрегают уроком
старшеклассницы в лёгких своих нарядах,
среди трав и деревьев — живым намёком
о нимфах каких-нибудь, о наядах.
Чтобы к ним убежать, всё на свете бы отдал.
Отрок, мужайся: ничем, кроме грусти,
красота не одарит, мелькающая поодаль
в черноземном распаренном захолустье.
Плоховато этот урок усвоен.
Но экзамен сдашь и сожжешь тетради,
выйдешь в поле, бумажный воин,
с тройкой единственной в аттестате.
А пока ты заперт здесь, в классе душном,
потихоньку время звонка подходит,
и Венера-изгнанница равнодушным
рысьим взглядом тебя обводит.