Литературный журнал
№23
июЛ
Поэт Ирина Ермакова

Ирина Ермакова — Невидимое время рассекая

Ирина Ермакова (род. 1951) – поэт, переводчик. Публикации в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Интерпоэзия», «Дружба народов», «Арион», «Знамя» и др. Лауреат Большой премии «Московский счёт» (2008, 2016). Автор восьми книг стихов. Живет в Москве.
* * *

Незрелый август отрывает плод.
И плод, щеками толстыми сверкая,
невидимое время рассекая,
без тормозов по воздуху плывёт.

В нём тикает неслышимый завод.
На нём прозрачно кожура тугая
пульсирует, а жизнь кругом такая,
что только зацепи, и всё взорвёт.

А плод глядит в себя, не замечая,
как на земле трепещет каждый лист,
рассеянно холодный свет вращая,
поёт себе, зелёный аутист.

Душа растёт в почти ненужном теле.
Так происходит жизнь на самом деле.


* * *

Что
это было?
Зачем всё это
было? Вспоминаешь
разную ерунду. Грязи
присохшей разводы
на ободе колеса, сдутого
с хрупом, скрученного восьмёркой,
или раздвоенные тупо
иголки некрымской сосны.
Длинно длинные, прилипшие
к мёртвым спицам. Ликование
мошкары в луче внезапном, лужицу
розовую смолы в чашке коряги. Клюв
маслёнки в жирно блестящих каплях и ключ
с шестигранным просветом, дрожащий
в мокрой руке. Муравейник, разбитый
коленом. Вот они снова сюда сбегаются
с вещами: Карфаген должен быть
восстановлен. Мелочи жизни,
педали её, крылья, ниппель —
в муравьиную гору зарытый. Им
именованная система. Ржавый запах
горячей хвои и солидола. Вся эта жизнь
с её мелочами. Не мелочами. Что это было?


* * *

Бабочка моя грудная
подними меня
все темнее все труднее
встать навстречу дня

Выдох выдох запятая
не сачкуй — маши
голый воздух не считая
ребер и души

Сколько можно колотиться
о грудную клеть
ты ж сама хотела смыться
взвиться — и за Твердь

Ты ж сама хотела выше
эту как бы жизнь
выдох выдох долгий лишний
взвейся покружись

Крылья ухают как весла
только дым из пор
голова твоя отмерзла
барахлит мотор

Бьется медленная жилка
страха на краю
я тебя небесной гжелкой
лучшей отпою

Звезды бешеные свищут
блещут провода
улетай меня отсюда
слышишь — хоть куда

Пустяком из самых легких
из волшебных — вдох!
бабочка сожженных легких
черный мотылек


КОНЕК

Мне снилась смерть блестящая как свет
взлетающий над льдами перевала
и грановитой радостью играло
изогнутое лезвие-хребет

И воздух тяжелея от воды
гудел и взвинчивал меня все круче
и были так смиренны с высоты
неоспоримым солнцем налиты
к сырой земле оттянутые тучи

Там рос туман и полз ветвями рек
и накрывал легко и беспристрастно
земную жизнь мою и всё и всех
а верхний мир сиял как человек
вернувшийся домой из вечных странствий

Но мелочи горючие земли
тягучим списком — точно корабли
уже взвились за солнечною спицей
и вспыхнули в луче — когда взошли
навстречу мне растерянные лица

И взвинченное небо занесло
и словно сквозь горящее стекло
я вижу звука золотой орех:
плывет в дыму искрящий круглый смех
трещит фольга оплавленной полоской
а там в ядре в скорлупке заводной
ржет огненный пегаска — коренной
так раскалившись в оболочке плотской
душа моя смеется надо мной

И обжигает продираясь за
и видимо-невидимая рать
дудит: не спи не спи раскрой глаза!

И я проснулась чтобы жить опять


* * *

Гляди на меня не мигая
Звезда говорила звезде
Мы точки моя дорогая
Две точки в вечерней воде

Трап лодочной станции
Лето
Зрачками присвоенный свет
Две точки
Но этого света
Им хватит на тысячи лет