Литературный журнал
№28
ДЕК
Поэт, профессор Юрий Казарин

Юрий Казарин — Легко остаться глиной

Юрий Казарин— российский поэт. Доктор филологических наук, профессор филологического факультета Уральского государственного университета им. А. М. Горького. Лауреат литературных премий журнала «Юность», журнала «Урал», журнала «Дети Ра», Всероссийской литературной премии им. П. П. Бажова, Международной литературной премии им. М.Волошина. Заведующий отделом поэзии журнала «Урал».
* * *

Вздрогнешь — и колышутся серые ночи,
птица большая слетает с прибрежной ветлы:
у глаголов очи —
тёмные, как черника, — светлы.

Серые ночи идут, как семья нерожденных:
это призраки, хвойники, локти горы
это туман на холодных поддонах:
кто-то идёт по воде, и ведёт за собой коридоры
без единой дыры.

Только стены и стенка, тупик —
так тебе говорит нерождённый язык.

И возносятся сосны, как крик…

* * *

Озеро с трещиной перейду —
детство бросает в дрожь:
слово произнесешь —
дом замолчит в саду.

Любит лед золотые ноги,
ласковые башмаки,
по берегам рассаживаются боги
и, красивые, слушают кровь реки.

Бормотанье пустот, песнь немую
глубины, вспоминающей рот:
дозимую —
а вода разрывает себя и поёт.

* * *

Мякоть твоей беды
дрогнула. И ледяную
наволочку с воды
тёплая жизнь стянула.
И содрогнулась рябь:
рёбра небесной ряби
освободили хлябь,
освободили хляби.
Спи в себя. Говори.
Плачь. Улыбайся. Вой.
Песенку в кровь сотри.
Медленной, горловой
болью на жизнь смотри…

* * *

О, не буди меня у черного костра,
где пальчик золотой легко погладил ветку:
я света не видал, как ласточка во мне. С утра.
Дай сигаретку.

Дай темноты и дай огня —
темнее тьмы, светлее снега —
и сумерек мужская нега
не тронет мёртвого меня.

Я обниму себя землей,
и мне легко остаться глиной,
пока сквозь небо, боже мой,
иду походкой тополиной.

***
                  Гр. Дашевскому


Не садись, улетая, на крышу,
не вжимайся в пуховую тьму:
чем тебя я услышу,
чем тебя обниму…

Говори, говори понемногу –
русских гласных колечки крути
и согласные сыпь на дорогу,
чтобы в божьей сияли горсти.

Только губы запомнило слово,
только в снег зарывается взгляд…
Чем увижу себя неживого,
чем увижу себя в снегопад.


* * *

Ты вернулся домой, не вернувшись с войны:
слишком много любви и вины
и вина, малосольного с кровью, —
всё пропахло любовью.

Ты вернулся домой:
пахнет маковка детская дымом,
веет лесом и небом любимым,
мальчик мой.


Чистым временем ручки помой —
я вернулся домой…

* * *

Дрогнет купол капли дождевой,
в капле бог кивает головой,
отражаясь и в себе, и в капле,
и лучи расходятся, как цапли
белые, и клювы их остры,
и воды высокие костры
полыхают, ударяя в крылья,
и одна лишь капелька бобылья
длится, долетая до стекла,
потому что жизнь твоя прошла,
а за жизнью новая стучится,
как большая медленная птица
в нежный купол божьего стекла.

* * *

Ожиданье съедает жизнь. Устало
время. И отходит, отрывая луну,
как лицо, которого мало,
как воды в азиатском плену.
Не накопишь — как слово — слюну,
чтобы плюнуть в лицо конвоиру.
Дай одну покурить. Дай одну.


Я оставлю чинарик иному миру,
где мой ангел настроил струну
золотую, тугую, одну —
и ласкает плакучую лиру.