Литературный журнал

* * *

Вернёшься ночью, пьяный в стельку,
башка пустотами полна,
и бешено бросаешь в стенку
слова, как в детстве «лизуна».

И смотришь, как они сползают
зелёным слизистым комком
всё ниже, ниже… Да… Пол залит
дешёвым мёртвым коньяком.

Опять — коньячные разводы,
гороховая каша слов...
И телик ноет про свободы
и равноправие полов —

их одинаковую плоскость,
столь родственную потолкам,
и выбрать жизнь и смерть так просто,
как выбрать «пал» или «секам»,

а кто-то брызжет кока-колой,
а кто-то – желчью и слюной,
а ты лежишь в постели — голый
и офигенно несмешной,

втыкаешь в пошлые киношки,
чтобы забыться как-нибудь,
пока отчаянные кошки
скребутся где-то слева в грудь...

Проснёшься и узришь нечастый
похмельный дождик. Или снег.

И бог молчит. И все несчастны,
как самый первый человек.

* * *

Ах, какие сны мне снились –
хоть по Фрейду заголись! –
сильным был, как Брюс Уиллис,
хитроумным, как Улисс,

шëл в огонь, как пену лопал,
делал ход тройным конëм,
и дивились Пенелопа
с Милой Йовович вдвоëм.

А потом я просыпался
у кровати на краю
и высасывал из пальца
жизнь беспутную свою.


И поëживался зябко
на пронзительном свету.

Боже мой,
вот – пыль,
я – тряпка.

Наведи мной чистоту!

* * *

Так глазам, не забывшим о главном,
открывается мир гостевой,
словно точный, мгновенный и плавный
трёхочковый бросок кистевой.

Но азартных страстей кофемолка
перемелет и радость, и плач.
Остаётся в корзине недолго
порыжевший оранжевый мяч.

Он, в искусственном свете недужном
трепыхаясь, как снег на ветру,
издеваясь, поскачет по дужкам
и в другую вернётся игру.

* * *

Однажды ночью я плеснул
в окно плохой воды из банки,
и ночь лизнула белизну
своей измученной изнанки.

А я – поскольку не святой –
налил в стакан воды угрюмой
и с той наедине водой
остался да с вселенской думой

почти до самого утра,
покуда не свалился на пол
и, бормоча «пора, пора…»,
ковёр ворсистый грубо лапал.

А что пора? Кому пора?
Зачем пора? Да и пора ли?
О том не ведал ни хера
я – чуждый всяческой морали.

И обернулся чернотой
день предначертанно-случайный,
и я валялся с червото-
чиной в душе своей печальной.

И рассыпались все миры,
и разбивались все граали,
ведь выпил я за семерых,
которые меня не ждали.
…………………………………

И снова здравствуй, злая ночь,
и вновь привет, вода плохая.
Попробуй, сука, превозмочь
инерцию, вот так бухая.

Но я не пробую, увы,
и беспробудностью согретый
я просто жду тебя у вы-
хода из гиблой жизни этой.

Ты можешь не звонить в звонок,
а выбить дверь туфлёй с размаху,
а можешь принести венок
и поминальную рюмаху

оставить местному бичу
по имени, допустим, Борька,
и долго зажигать свечу,
и не зажечь, и сплюнуть горько,

да неуверенной стопой
отправиться за важным делом –
ко всем, которые с тобой
на этом свете чёрно-белом.