***
Узкую белую комнату, похожую на пенал, разделяла стойка с кремовым, скатанным в рулон фоном. За окном был индустриальный пейзаж: потемневшее краснокирпичное здание завода с растущими из стен кустами и плесневыми грязными рамами. Внутри фотостудии стояло гримерное зеркало в полный рост, тумбочка и два стула.
Лизу целый час красила женщина с полным лицом и сосредоточенно сжатыми губами. Сама она была не накрашена. Завивая на плойку локоны и укладывая Лизе волосы, она дергала и царапала кожу головы. Лиза несколько раз ойкнула и один раз виновато засмеялась, но женщина не отреагировала. Когда гримерша закончила, выяснилось, что она была недовольна оплатой. Она ехала сюда из своей Коммунарки, рассчитывая на большее. «Ожидания — причина страданий», — философски объяснила ей менеджер Наталья. Лизу озадачил их разговор. Она, как новичок в модельном бизнесе, не осмелилась даже спросить, сколько ей заплатят, но почему-то была уверена, что около десяти. Именно этой суммы не хватало, чтобы внести свою половину арендной платы.
В студию вошел фотограф, высокий, угрюмый и лохматый, как старый лев. Руслан — представила его Наталья. Он оглядел Лизу, прицельно, но без интереса, потом начал расставлять и настраивать приборы. Включаясь, они светились белым туманным светом. Поставив в центре фона Лизу, он что-то двигал, присоединял, чем-то щелкал, не считая нужным тратить силы на разговор.
— Я сегодня прочитала, что рак по смертности равен ковиду. Представляете? — Лизе было неловко от молчания, в таких случаях она всегда говорила ерунду.
— Странная тема, — Руслан насмешливо поднял брови, но тут же будто забыл про Лизу и стал смотреть в фотоаппарат.
— Просто с ковидом все так носятся. Пандемия! Пандемия! А про рак вообще не говорят. Как будто это так, расходные человечки. А еще я прочла, что рак возникает от негативной энергетики. Например, рак груди — это непрощённые обиды. Как вы думаете, это правда?
— Без понятия.
Наталья закончила развешивать в нужной очередности одежду для съемок и подошла проверить, как дела.
— Читала гайд-лайн?
Лиза кивнула. Ей хотелось сглотнуть неизвестно откуда взявшийся в горле ком.
— Постарайся поменьше разговаривать и побольше работать. Ок? — Наталья повернулась к Руслану, — снимаем на белом или поставим фильтры?
— А как клиент хочет?
— Он хочет как красивей.
— Давай так и так.
— Денег нам больше не заплатят. Нет. Давай попробуем и решим.
И снова Лизе:
— Запомни, ты — красивый предмет. Это концепция съемки. Поняла? Ладно, иди переодевайся. Первым — брючный костюм.
Было душно. Лиза думала про окно в дальнем конце студии, но не решалась попросить, чтобы его открыли. Руслан, не переставая, щелкал. Лиза взмокла, шелковое платье липло к ногам. Казалось, от осветительных приборов нагревался воздух. Лиза, почти голая в модном платье, будто жарилась на гламурном огне. Руслан то и дело смотрел в экран своего громоздкого, похожего на дуло пушки, фотоаппарата, недовольно хмурился и снова снимал. Клацанье походило на хруст позвонков. Лиза, натянутая, напряженная, чувствовала, что у них не получается.
— Не прячь руки, покажи. Так. Раскройся в мою сторону. Лицо. Что у тебя с лицом? Расслабь его. Не улыбайся, я скажу, когда нужно. Выпрямись и развернись в мою сторону. Нет. Не так. В пол оборота. Плечо! Открой плечо. Зачем ты перекашиваешься? — Руслан все более раздражался. — Ты училась позировать?- спросил он.
— На ютубе.
— Ну гребаный дрессдаун! Наташа!
Бросив фотоаппарат, который, к счастью, висел на широком черном ремне на шее, он ушел в глубину студии, и Лиза слышала, как они вполголоса что-то выясняли. Их раздраженный шепот походил на шипение потревоженных змей.
Дверь приоткрылась, всунулась взлохмаченная голова Даши.
— Ты понимаешь, что просираешь свой шанс, — Наталья вдруг появилась из-за фона и встала напротив Лизы. — У тебя есть данные. Но если ты не вывернешься наизнанку ради того, чтобы получился хотя бы один достойный кадр, никто не сделает из тебя модель. Ты это понимаешь? Нужна мотивация! Работа по восемнадцать часов! А не так, что пришла и пофоткалась, типа, для инстаграма. Лицо, шея, кисти рук, все расслабь, раскрепостись. Перестань прятаться. Ты не улитка? Не черепаха? Все, забудь про свои панцири. Добавь пластики. И не забывай, ты предмет. Разве стесняются предметы? Нет. И тебе нечего стесняться. Все, давай. Работаем, — она кивнула Руслану.
Даша протиснулась в дверной проем и поползла вдоль стеночки. По студии пошел прохладный ветерок. Вдруг дверь резко захлопнулась. Лиза вздрогнула. «Окно, значит, было открыто», — подумала она.
— Вы уборщица? — спросила Наталья, обращаясь к Даше.
Та отрицательно мотнула головой.
— Что вам нужно?
— Я подруга Лизы.
Наташа скептически скривила лицо и вопросительно посмотрела на Лизу. Противная слабость прошла по телу Лизы и отдалась в колени. Захотелось сесть на корточки. Или сбежать.
— Как это понимать? — спросила Наталья. — Ты пригласила на съемку подругу?
— Я не знаю ее, — тихо произнесла Лиза, опуская глаза.
— Выйдите, пожалуйста! — вежливо, но непререкаемо попросила Наталья.
***
Дверь медленно, на доводчике, закрылась.
— Вы уборщица? — передразнила Даша, медленно идя по длинному и тускло освещенному коридору. Студия запечатлелась в ее уме, как белый квадрат, по краям которого стоят мужчина и женщина, на лицах брезгливость и тошнота. В центре — Лиза, одетая во что-то воздушное. Лицо холодное, как у статуи. И она, Даша, какое-то низшее существо, гусеница или цикада, на которую противно смотреть.
С тех пор как Даша осознала себя непривлекательной, она научилась находить в ней преимущества: к ней не лезли с назойливыми ухаживаниями, не смотрели на нее так, будто она — концерт, она могла передвигаться по городу, не ощущая груз чужого внимания. Но иногда некрасивость болезненно напоминала о себе: в ресторанах и ночных клубах, на вечеринках, когда все разбивались по парам, а ей доставался бедняга, который отстранённо и вежливо кивал, будто ее слушал, но при первой же возможности сбегал. Такие моменты ранили ее. Казалось, будто во что-то живое и нежное, что являлось, наверное, ее душой, втыкались иглы. После каждого такого случая Даше казалось, что ее система ценностей, выстроенная книгами «Прими себя» или «Ты — это не твое тело» рушилась и погребала под собой любую возможность счастья. Даше требовались время и усилия, чтобы заново ее возвести. Но сначала приходилось опускаться на самое дно, превращаться в животное, злое и обиженное, которому наплевать на других. Она покупала все самое вредное и сладкое и закрывалась дома, чтобы есть и смотреть сериал, пока он не заполонит своими тягучими сюжетными линиями ее память, затирая, зарисовывая травмирующее воспоминание. Постепенно игла внутри нее будто обрастала огрубевшей защитной плотью и уже не так царапала ее.
Сейчас Даша чувствовала — начиналось. Больнее всего было поведение Лизы. Сама же позвала, пообещала, что фотограф сделает и Даше пару фоток, чтобы красивый фон, ракурсы, все дела. «Вы уборщица? Нет! Хуже. Я уродка. Жуткий монстр, для которой в этой прекрасной белой комнате нет места. Сюда берут только ангелов, чтобы они еще до смерти попали в рай».
Раньше Даша никогда не винила Лизу. Действительно, ну кто виноват, что она — красавица, а Даша — нет. Но сейчас. Это было предательство. А Даша еще заплатила за нее в этом месяце за квартиру. Маммолога ей нашла…
На улице было пасмурно и душно, воздух казался тяжелым и влажным, будто перед дождем. Даша достала из сумочки телефон и открыла Тиндер. «Владимир, привет! Это Даша, подруга Лизы! Можешь скинуть номер? Дело есть…»
***
Руслан собирал оборудование: фильтры, камеры, штативы. Лиза переодевалась, спрятавшись за фон.
— Повернись-ка, — Лиза вздрогнула. Наталья подошла бесшумно. — У тебя нормально все с грудью? Будто одна больше другой.
Лиза подняла плечи, ссутулилась и быстро натянула лямки лифчика.
— Так, ладно. Это твоя первая съемка, поэтому денег нет. Пока! Но я тебя поздравляю. Сделан важный шаг в твоей карьере. Если не облажаешься, из тебя выйдет отличная модель.
Лиза чувствовала, как нижняя губа оттопыривается и вздрагивает. Нет, нельзя реветь, не перед этой.
— Ты что? Ну-ка не ной! Плаксы нам не нужны. Тут сэндвич и кофе. Ты, наверное, голодна. Ладно, одевайся. Я пока с Русликом расплачусь.
***
В клинике"Семейное здоровье" на Кутузовском было пустынно. В сумрачном, медицинском кабинете пахло ароматизатором «Ландыш» и медикаментами.
— Снимай только верх.
— Окей.
День у Лизы выдался нервный, тяжелый, — хотелось домой: выплакаться и уснуть, просматривая на ютубе ролики с котятами или другую ерунду.
В кабинете, несмотря на казенность, было уютно: стол, стеллаж с папками, светло-зеленая ширма в японском стиле, на которой схематично нарисован бамбук. Владимир сидел за ней и равномерно клацал по клавиатуре. Фиолетовый свет лился сквозь жалюзи. На подоконнике стоял горшок с сенполией, покрытой розовыми, похожими на зефир, цветами.
— Какой у тебя сегодня день цикла?
— Кажется, седьмой. Или десятый. Это важно?
— А сколько дней цикл?
— Тридцать.
— Менструации регулярные?
— Вроде, да. А зачем это?
— Карту заполняю.
— Нафига.
-Такие правила. Нельзя просто пациента принять. Могут уволить. Ты должна пройти через систему.
— И оплата тоже? — Лиза заволновалась, машинально прикрываясь руками.
— Не волнуйся, я заплачу. У сотрудников большая скидка.
Он зашел к ней за ширму, держа в руках горшочек с фиалкой.
— Это тебе. Подарок.
Лиза стояла к нему спиной. Выпирающие тонкие лопатки красиво торчали, а нежные позвонки походили на белые аккуратные голыши, сложенные в линию. Лиза была прекрасна. Она обернулась, прикрывая руками груди.
— Ну так че, ложусь? — спросила она.
— Да, да. На кушетку. Я тут… — он протянул горшок с фиалкой. — Вырастил из листочка. Представляешь, в аптекарском огороде украл. Волновался, как суслик. Такой адреналин.
— Мне холодно, — она нетерпеливо дернула плечами.
— Ой, прости, — поставив горшок на тумбочку, он включил доплер и отрегулировал интенсивность. Лиза легла на расстеленную для нее одноразовую пеленку, робко убрала руки. Грудь беспомощно разъехалась в стороны. Владимир взял в руки датчик, похожий на тупой скребок, и, стараясь не смотреть на Лизу, выдавил гель.
— Подними правую руку, пожалуйста.
Аппарт УЗИ загудел натужней, а воздух будто помутнел. Владимир слышал, как стучало у него в висках. Стало жарко. Тело Лизы вроде не двигалось, но одновременно куда-то удалялось — белое, прекрасное и недосягаемое. Владимир зажмурился, глубоко вздохнул и снова открыл глаза. Поразительно! Сколько грудей было сегодня перед его глазами: холмов и блинов, острых горок и подушек-имплантатов, — ни одни не вызвали в нем волнения.
Он смотрел на Лизу и видел еле заметный узор вен, похожих на ветви цветущего дерева. Будто внутри нее росла молодая яблоня или вишня. И цвела. Он даже чувствовал аромат. Подкручивая на пульте регулятор, он бережно вел датчиком, измазанном в липком геле, от подмышки Лизы к соску. На экране мелькали серые штрихи ткани.
Лиза мельком взглянула на Владимира. Он всматривался в экран. Ей почему-то стало тяжело дышать. Она лежала, чувствуя, что от напряжения сводит мышцу под ребрами. Быстрей бы это закончилось и домой.
— Сегодня в «Звездном» показывают братьев Коэнов, — сказал Владимир. — «Невыносимая жестокость». Сходим?
— Не люблю про насилие.
— Это про любовь. Довольно романтично.
— Надо реферат делать, — соврала Лиза.
— А завтра?
— Честно говоря, не люблю кино, — Лиза представила, как это будет муторно, общаться с Владимиром и делать вид, что он нравится ей. И ведь все равно придется его послать. Нет. Лучше сейчас вежливо отказаться, а потом просто не отвечать.
— Может, в театр? На Островского? «Бесприданница». Тебе должно понравиться. Подними другую руку.
— Ай, больно!
— Прости! Здесь больно? Ясно. Сейчас посмотрим. Ага. Ну, а так? Нет? Так что про театр?
— Блин! Я сдохну от тоски.
— А что ты любишь? Можем на концерт.
— Слушай, у меня времени совсем нет. Столько учебы.
— Может, просто погуляем. В парке.
— Давай позже обсудим. Правда! У меня сейчас все мысли только об одном. Моя мама умерла от рака. Понимаешь?
— Да, — голос его стал глухим. — У тебя здесь уплотнение? — всматриваясь в экран, он сильнее давил под левой грудью. — Да, да, вижу, — минуту или две он водил датчиком и вдруг сказал: — Все. Одевайся. Подожди, пожалуйста, в коридоре.
В коридоре кроме Лизы за партой в углу сидел охранник: маленький неприметный человек азиатской внешности. Он смотрел в телефон и улыбался, освещенный экраном. Урчал и подмигивал кофе-автомат. Светился куллер. Лиза думала, какой же длинный сегодня день. На нее навалилась безысходность, будто все кончено, и ничего хорошего впереди: она навсегда одна в этом городе и в жизни. Там, где в душе должен быть близкий, любящий человек, зияла дыра, похожая на рану. Но ведь Лизе не нужны были ни его деньги, ни подарки, ни даже прописка в Москве. Ей только хотелось внутренне опереться, чтобы звонить, когда есть минутка, писать сообщение, задавая дурацкий вопрос: «Как ты?», слоняться вместе по торговому центру, есть попкорн, сидя в кинотеатре, и спать в одной постели, дотрагиваясь рукой или ногой. Никита. Теперь его не было. А значит, не было никого. Потому что другого Лиза не могла представить.
Весь день она ждала под своей фотографией хотя бы лайк. Он быть может даже не посмотрел. Лиза мысленно спрашивала: «Тебе совершенно не интересно?», и так же мысленно объясняла, что он просто не дал ей шанс, она могла бы стать любой: другом, любовницей, женой, даже родить ребенка. Он просто не рассмотрел ее, не понял, какая она. И вот ей уже мерещится, что он звонит: «Лиза, прости. Будем вместе», в груди теплеет — все хорошо. Как же хочется, чтобы все было хорошо!
— Лиза! — она вздрогнула и подняла глаза на Владимира. Он протягивал листок. Лицо его было мрачным, и Лиза подумала, что такой образ ему больше идет.
Она взяла протянутую бумажку. Там были сухие, непонятные слова:
«Кожа не уплотнена, соски не изменены, железистый слой, неравномерность, васкулярность…»
— Я ничего не понимаю, — пожаловалась она.
— Ниже.
— Очаговые образования в левой груди. УЗ-признаки злокачественного изменения, — голос у Лизы дрогнул и осел, дальше она уже читала, как бы задавая вопрос. -Предварительный диагноз: рак левой молочной железы Т3N1M1? Что это значит?
— У тебя рак. С вероятностью восемьдесят процентов. С метастазами в лимфоузлы.
— Как это возможно? Прям так сразу?
— Бывает, что быстро развивается. Зависит от генетики.
— Что же делать?
— Не знаю. Прости.
Он скрылся в кабинете. Лиза еще долго сидела. Дурнота разливалась в теле, превращаясь в непомерную тяжесть и тошноту. Все ее планы, мечты, надежды разом обрели отрицательный заряд, и теперь, вместо того, чтобы поддерживать, рвали на части. Она не верила, но уже чувствовала, как тело предает ее. Хотелось кричать, но на это нужна была энергия, воля. Ни того, ни другого не было. Лиза встала и пошла, пошатываясь, будто была пьяна.
***
На каменной стойке поблескивали рюмки из-под текилы.
Лиза смотрела в экран мобильного телефона. Звонить или не надо? Мысль о диагнозе шарахалась в уме, как полоумная белка. Чтобы хоть как-то успокоиться, нужно было принять решение. Но какое? Разумно было бы пойти в другой медицинский центр, сдать анализы. Но денег не было. И куда идти? Может, для таких, как она, есть специальные клиники? Или лучше бросить учебу и рвануть к отцу, в Вологодскую область. Папа что-нибудь придумает, как-то разрулит. Правда, у него сердце слабое. Нельзя его волновать, по крайней мере, пока диагноз не подтвердится. Что же делать?
— Еще одну? — с воодушевлением спросил бармен.
— А можно бесплатно? — Лиза, уже опьяневшая, щурилась от яркого лайтбокса с рекламой пива.
— Я бы с радостью… Но…
— Хотите, грудь покажу? — равнодушно спросила Лиза. Ей хотелось отомстить своему телу, и в особенности, груди.
— Интересное предложение! — рядом стоял лысый и блестящий, как вощеное яблоко, мужчина. Лиза ощутила жар его дыхания на щеке.
— Что ж, — Лиза отстранилась и оглядела его. Бугристые, обтянутые футболкой плечи, бородка, очки, парфюм с низким, как гул самолета, ароматом. Впрочем, какая разница. Она безучастно кивнула.
— Девушке — двойную текилу, мне — секс он зе бич, — приказал лысый.
-А ты прям хозяин жизни, — сказала Лиза, глядя, как желтоватая текила с пузырьками и завихрениями наполняет рюмку.
— Просто я уверен в себе, — он притянул ее к себе.
— Эй! Уговор был другой, — она мягко, но все же настойчиво отодвинулась.
— Что мешает договориться на остальное?
— Я похожа на проститутку?
-Что ты? Это я предлагаю тебе свои услуги. Напитки, закуски, транспорт, массаж стоп… Интимный массаж, — после этих слов он снова прижался и задышал.
— Мне надо в туалет, — сказала Лиза.
— Пойдем вместе!
Лиза ощутила у себя под рубашкой горячую ладонь.
— Извини, сейчас обоссусь.
Оттолкнувшись от него, как от трамплина, удачно справившись с заносом и еле вписавшись в поворот, Лиза нетвердой походкой пошла к двери уборной с табличкой в виде женской туфли.
Отделанный художественной плиткой санузел приветливо мигнул люминесцентной лампой и зашумел сушилкой, которую Лиза задела на ходу.
— И тебе привет, — сказала она и втолкнула себя в кабинку. Сев на унитаз, она достала из сумочки телефон, некоторое время смотрела на бегающие, ускользающие от взгляда иконки, и наконец поймала пальцем «Галерею». Надо было немедленно взглянуть на Никиту и решить.
Фоток было мало, и все какие-то дурацкие. Никита, несмотря на свою идеальную внешность, фотографироваться не любил, корчил дебильные рожи, высовывал язык. Вот они на выставке кинетического искусства фотографируют свое отражение в изгибающемся зеркале. Голова Никиты расширилась, затылок уехал, лицо оплыло. Но даже такой он красив. Вот в кофейне. Лиза уговорила его сделать селфи. Он держит в руке огромную кружку, улыбается, скосив глаза, на верхней губе молочная пенка. И ее любимое — он между ее коленей. Фото сделано за секунду до того, как она зажмет его голову ляжками, они будут бороться, и в конце концов он победит, но она будет счастлива от этой победы.
На экран капнула слеза. Сама не до конца понимая, что делает, она открыла контакты. На фото он в рубашке и с галстуком, вымученно улыбается, в серых глаз сталь. Они смотрят прямо в нее. Внутри заныло. И опять понеслась по заезженной колее вопросов и рассуждений ее загнанная долгим терзанием мысль. Ну почему он решил ее бросить? Какие у него на самом деле причины? Лиза ясно видела, что не было в мире настоящих причин, способных разделить их. Только ее диагноз. Рак. Если она умрет, а он даже не узнает? Нет, надо сказать. Он приедет и спасет ее от смерти. Ведь любовь — единственное, что спасает. Она нажала «Вызов». В трубке заиграла песня Пинк Флойд «Хей Ю». Песня так долго играла, что Лиза забыла, что звонит, все слушала, слушала. Песня хорошо передавала ее сметенное и возвышенное состояние. Глаза заволокло. А скрипки все возносили и возносили ее куда-то к свету. Она даже представила, что умерла. Оказалось, совсем не страшно. Даже хорошо. Только Никита оставался внизу, а значит, она его теряла. Уже навсегда. И это оказалось по-настоящему больно, так больно, что …
Мелодия прервалась, и там, в далекой телефонной реальности Лиза услышала, как потрескивает напряжением тишина.
— Это я, — виновато сказала Лиза.
— Что тебе? — устало спросил он. И у Лизы заныло в груди.
— Никита, я скоро умру. У меня рак.
— Ты пьяна? Я слышу по голосу. Ты в баре?
— Никит! У меня правда рак. Я скоро сдохну!- ее голос как-то сам собой взвился, как скрипки из песни Пинк Флойд. — Ты ведь любишь меня?
— Любишь, не любишь — это вообще не важно. Приоритеты научись правильно расставлять!
— Ты мне не веришь? Думаешь, я вру? А может, ты сам мне врал? Тупо имел меня? Как куклу?
— Пошла ты!
— Никит, у тебя все в порядке? — услышала Лиза отдаленный голос.
— О! А я, кажется, узнаю ее. Свет очей нашей кафедры и всего института — внучка ректора. Это же ее папочка спонсирует вашу сраную команду КВН.
— Не пори чушь!
— А знаешь, что чувствует человек, когда узнает, что скоро сдохнет?
— Все, я кладу трубку.
— Ему по ху!!!
Пи…пи…пи…
Лиза закрыла глаза. Было больно. Вернее, даже не так, боль только приближалась к ней, пока же было давление. А вот когда пройдет алкогольная анестезия, боль обрушится, как цунами, и Лиза не переживет. Не выживет. Умрет раньше, чем ее убьет рак. И лучше, если она сделает все сама. Сегодня же. Потому что смысла нет. Руки, ноги, живот. И эти предательницы — груди. Тело стало ей отвратительно. Оно таило гниль. Наверное, поэтому Никита ее бросил. Потому что она больна.
Лиза зажмурилась так сильно, что в глазах замелькали всполохи. Она стала тереть лицо, просто чтобы отвлечься от внутреннего давления, но это не помогло. Схватившись за ворот блузки, она потянула его вниз, разрывая тонкую ткань, запрокинула голову и завыла. Но через несколько секунд вдруг увидела себя со стороны: пьяная истеричная телка рыдает в туалете. Жалкое заурядное зрелище. Нет, нельзя сходить с ума. Особенно теперь. Надо собраться. Она не позволит поступать с собой так, она — боец.
Лиза открыла галерею, нашла фотку, где Никита улыбается между ее колен, нажала «Поделиться» и выбрала Инстаграм.
— Пошел нахрен! — сказала она и вдавила тугую золотистую кнопку слива.