Литературный журнал

Про нового учителя я узнал раньше остальных девятиклассников: рассказала мама. Молодой, спортивный, с рычащей японской машиной – как и подобает физруку.
Модные очки в черной оправе, густые каштановые волосы, фамилия талантливого молдавского князя.
Мне было пятнадцать лет. Впервые в жизни у меня появились друзья, подработка, прогулки до утра и рыжая девочка с короткой стрижкой, которая много курила, любила целоваться и вскоре бросила меня, окрасив солнечный август в выцветшую меланхолию.
На линейку я пришел помятым и слегка простуженным. Раздражали сентиментальность учителей, равнодушие одноклассников, плавные метаморфозы природы. Лил дождь.
Он очаровал всех. Директрису, которая ненавидела всё живое, льстивых завучей, замученных коллег. Англичанка от греха подальше сразу ушла в декрет. Русичка попросила кабинет поближе к спортзалу, куда, как бы случайно, захаживали учительницы начальных классов. Краснощекий трудовик бросил пить, сменил рваные джинсы на спортивные штаны, и теперь вместе с физруком бегал по утрам…
Я игнорировал его, как только мог. Не здоровался, затыкал уши во время болтовни его обожателей, игнорировал его схожесть с античными статуями. Чтобы заглушить неясную горечь, увел девочку у лучшего друга. У нее были богатые родители, владевшие сетью ресторанов, где подавали недурную пиццу. После уроков я неторопливо, в новых кедах, шел к ней, пропадал до вечера. Через неделю мы надоели друг другу и разошлись.
Он улыбался теплым цветением черемухи и купальным сезоном. На своих занятиях играл с учениками в мяч, иногда подбивал пробежаться, сдать несложный зачет. Не лежит душа – делай что хочешь: гуляй по территории, готовься к следующему уроку, болтай с кем-нибудь. Он не злился, не ставил плохих оценок, только искренне улыбался. Поэтому все активно занимались, хотели находиться рядом с ним, упивались его обаянием.
Я чувствовал какое-то внутреннее сопротивление, избегал сближения. Наверное, боялся. Казалось, стоит поверить этому молодому физруку, как тут же потеряешь часть себя, ослепнешь, оглохнешь или лишишься вкуса. И, что самое страшное, даже не заметишь этого. Я был единственным, кто не занимался.
Тогда, в один из злополучных дней догорающего сентября, я случайно открыл для себя русскую классическую литературу. Забавно, но до этого момента я ничего не читал. А тут – Лермонтов. Меня привлек портрет: маленький, скорее подросток, а не великий классик, темненький, с усами – слишком уж он отличался от моего добродушного учителя. Ни о чем не думая, я положил книгу в портфель, открыл её на уроке, взахлеб прочитал «Героя нашего времени», все редакции «Демона», «Маскарад», стихи – и твердо решил стать писателем.
Наступил октябрь. Мы перешли в пыльный спортзал. Во время уроков я сидел в подсобке, на матах, пробовал одиночество за книжкой. Он как-то незаметно подошел ко мне и спросил с улыбкой:
–  Что читаешь?
–  Как солнце зимнее на сером небосклоне, так пасмурно жизнь наша… – вытянул я из книжки. Вытянул неуверенно, неловко, глухо.
И тут же замялся. Никогда я еще не казался себе так противен.
Думал, что ношу внутри что-то драгоценное и горячее, древние секреты, крошечную частичку вселенной, которая может затеряться при неосторожной близости. Оказалось – то была простая зажатость подростка, который не может даже нормально прочитать любимое стихотворение.
Кто заставляет меня сидеть под зимним солнцем, втягиваться в пасмурную действительность?
Что мешает людям цвести вечно?
Он, кажется, почувствовал перемену внутри меня. Молча погладил по голове, по-дружески рассмеялся и вернулся к своим подопечным.
В тот день я сбежал с уроков. Купил оранжевой газировки. Много ходил по городу, от парка к парку, тонул в осени и пятнадцатилетии.
Конечно, до меня доходили различные слухи. Говорили, что он часто собирает у себя на квартире старшеклассников, покупает им алкоголь и сигареты, гоняет с ними по ночному городу... Но все это исходило от тех учительниц начальных классов, к которым никто не питал доверия. В конце концов, даже если это так – какое мне дело? Он пробудил во мне какой-то неясный трепет: то ли чувство свободы, то ли жажду открытий, то ли принятие совершенства – и был благодарен ему за это…
На следующий день я пошел в местную театральную студию. Её вела экспрессивная дама, желающая вместить в подростков свои эстетические воззрения. Было весело. Там я познакомился с милой девочкой-цыганкой. Её родители были уважаемыми актерами местного театра. Много путешествовали. Жили на окраине города. Разводили лошадей, давали уроки верховой езды.
После театралки мы, как правило, проводили время у нее. Играли в настольные игры, смотрели старые фильмы. Она несколько раз гадала мне, показывала, как можно смастерить ловец снов, рассказывала про шаманские ритуалы, учила играть на гитаре, метать топор и заговаривать погоду. Именно с этой девочкой…
Узнав, кто её родители, мама запретила мне с ней общаться. Спорить не хотелось. Уходить из дома – слишком страшно. В театральную студию приходить было как-то неловко.
Разбитый, не знал, что делать. Сдуру взялся за Достоевского. «Бедные люди» решительности не прибавили.
Тогда жизнь снова свела меня с ним. В последний раз.
В пятом классе не хватало преподавателей. Молодого учителя поставили вести им математику и русский язык вместо нас.
Расстроились все. Я – не показывал виду.
За неделю до холодного, жизнью обиженного ноября у нас ежегодно проводят день города. Приглашают эстрадных певцов, талантливых школьников, местные творческие коллективы...
Терпеть не могу такие мероприятия, но в тот день деть себя было некуда. На сцене, как только пришел, увидел бывших товарищей по театралке. Стало обидно и грустно.
Повсюду шумели продавцы уродливых детских игрушек. Пахло шашлыком и луком. Одна пьянь. Фонила музыка.
Гулял не один. На класс младше училась одна любопытная девочка. Она читала Паустовского, сидя на подоконнике, иногда что-то таинственно писала в тетрадь, рисовала пейзажи. Темные кудрявые волосы, большие квадратные очки и немного широкая фигура, что, впрочем, смотрелось очень органично.
Обычно мы целовались по подъездам. Мне особенно нравился один, в центре города, где неизвестный художник залил лампочки разными цветами, и можно было выбирать площадку в зависимости от настроения: розовая, тускло-красная, зеленая; ей – на окраине города, с балконом, откуда было видно дикое поле.
Со мной пришел один дурашливый приятель, который очаровывал своей абсолютной недалекостью, с ней – миловидная подружка-блондинка, которую бил отчим. В общем, стандартная компания подростков.
Призраками бродили среди людей. Не то, чтобы нам было скучно, просто каждый хотел бы оказаться в другом месте, с другими людьми, другим человеком. Каждый (кроме моего приятеля) это понимал, но деться нам было некуда.
И тут мы встретили нашего любимого учителя с фамилией талантливого молдавского князя. Он стоял с выпускниками, но, увидев нас, подошел. Улыбнулся. Спросил:
– Чего скучаете, ребята? 
– Да так… – ответил за всех мой приятель.
– Может, хотите чего?
– Сладенького, – ответила за всех миловидная подружка-блондинка.
– Тогда – время действовать! – он чуть ли не подпрыгнул, окончательно забыв про выпускников.
Через пять минут мы уже находились в его машине, ехали в ближайший магазин. Окончательно стемнело, но гирлянды, развешанные по всему городу, придавали улицам оттенок чего-то зазеркального, фантастического. Люди на улице казались частью карнавала.
В магазине он купил чипсов, газировки, кукурузных хлопьев и конфет. Потом мы поехали в тот самый подъезд с балконами, уплетали сладости, болтали. Он рассказывал про занятия спортивной гимнастикой, тяжелую травму, длительное восстановление и педагогический колледж. Мы внимательно слушали, делились своими проблемами. Наверное, в первый и последний раз по-настоящему сопереживали друг другу.
Я чувствовал легкость и любовь ко всему вокруг, про которую позже прочел у Льва Толстого. Весь мир лежал в моей ладони, а мне хотелось гладить его, как котенка, и поить молоком из бутылочки. Все, что казалось слишком взрослым, неразрешимым, неизбежным, рассеялось в один миг. Я видел перед собой талантливого молодого учителя, который действительно относился к своим ученикам как к личностям, приятную умную девушку, её подругу, похожую на сказочную принцессу, которой не повезло с родителями, и добродушного парня, не боявшегося открыться миру. Хотелось жить.
Учитель уволился через пару месяцев. Перегорел. Год работал доставщиком пиццы, затем охранником в театре. Потом вернулся на родину. Больше мы не виделись.