Литературный журнал

Константин Матросов — прозаик, поэт, переводчик, член Совета молодых литераторов. Публиковался в журналах «Prosōdia», «Формаслов», «Интерпоэзия», «Прочтение», в поэтическом альманахе «45-я параллель», на портале «Textura», «Полутона» и др. Дипломант Волошинского конкурса – 2019, 2022 гг.

Приложение не знало такого адреса. Видимо, коробку дома построили совсем недавно, и пуповину газовой трубы ещё не подвели к ней; дом ещё не был «рождён», а потому и не значился в списках. 
Коля вновь набрал номер заказчиков. На том конце после непродолжительно звучащей мелодии ему ответил молодой мужской голос: 
– Поворачивайте с проспекта Мира у старой чебуречной налево. Там уже начинается Трясиновка. Потом метров сто вперёд по дороге, на которой битая плитка. Потом налево у деревянного столба. Потом метров через пятьдесят опять налево у сосны, потом…
Коля слушал эти путаные объяснения, меланхолично щёлкая указательным пальцем свободной руки по декоративным боксёрским перчаткам, свисающим с зеркала заднего вида. Он длинно зевнул – сказывалась затяжная смена, благо это был последний заказ на сегодня, после которого можно наконец-то приехать домой, лечь и уснуть…
Выслушав заказчика, он посмотрел по сторонам и, пропустив очередную порцию легковушек, пересёк на своей грузовой газели двойную сплошную и поехал по дороге, «на которой битая плитка», минуя старинное кирпичное здание с выцветшей вывеской «чебуречная», которое тянулось так долго, как будто тут когда-то – в то древнее время, когда она работала – готовили чебуреки для троллей или огров. 
Дорога вела вниз под углом примерно в тридцать градусов. 
Трясиновка была когда-то деревней, построенной на болоте за чертой города. Но город разрастался и, как амёба, вытягивая свои ложноножки, поглотил её в конце концов. К тому времени деревня уже почти умерла. Никому не хотелось жить рядом с манящим перспективами городом на вязкой земле, в которой, несмотря на давнее осушение болота, текли подземные ручьи, постоянно подтачивающие фундамент и затапливающие огород. 
В новое же время деревня ожила и даже стала новым районом города – земля из-за своей специфики была довольно дешёвой, и люди активно стали застраиваться вокруг древних рубленых изб коренных жителей. Новые двухэтажные коттеджи мешались со старыми приземистыми мастодонтами. Всё это росло кое-как, бессистемно, близко друг к другу, из-за чего район получался плотным, с узкими кривыми улочками. Тут не было многоэтажек, и дома низко стелились, росли, как пучок опят из пня. 
Коля сделал несколько поворотов и понял, что заблудился. Он остановился на одной из кривых улиц Трясиновки и вновь набрал заказчика. Дозвонился он только с третьего раза. В течение длительного диалога выяснилось, что поворачивал он неправильно. Закатив глаза и выругавшись про себя, но лишь про себя – всё-таки говорили с ним крайне интеллигентно – он попросил постоять заказчика на улице у ворот дома, чтобы маякнуть водителю. Заказчик ответил, что он будет в ярко синей куртке и заметить его будет легко.  
Среди водителей ходили легенды о Трясиновке. Мало кто хотел туда ездить – найти нужное место и выбраться потом было очень сложно, рабочее время всасывалось этим районом, как вода в душевой слив, и Коля уже проклинал себя за то, что согласился на этот – последний на сегодня – заказ.
Минут через пятнадцать, поплутав по лабиринту и чуть не провалившись в дренажную яму, Коля заметил краем глаза справа человека в синей куртке, активно жестикулирующего. Испытав облегчение, он медленно повернул и наконец добрался до зелёных ворот, за которыми возвышался двухэтажный частный дом.
Ворота уже были распахнуты. Газель встречали трое мужчин: двое низкорослых, примерно одинаковой комплекции, что выдавало в них кровное родство, а третий высокий, массой примерно с двух низкорослых братьев. Вальяжная походка, холёные ладони, свежая кожа лиц и небольшие животики – всё говорило о том, что все трое – работники умственного труда, но занимающиеся время от времени спортом, потому как животики у них были всё-таки не очень большими, а под рукавами чувствовались кое-какие мышцы. 
Коля запятил газель, в боковое зеркало выглядывая указания одного из мужчин. Затормозил, среагировав на скрещенные руки мужчины, означавшие «стоп». Заглушил мотор и, выйдя из кабины и пройдя вдоль корпуса машины, с лязгом открыл двери, за которыми ожидали два штабеля четырехметровых деревянных щитов опалубки для фундамента. 
Все трое мужчин поздоровались с Колей и принялись за работу. Один из братьев зашёл внутрь, второй брат и высокий мужчина принимали щиты внизу и складывали в паре метров от машины. В это время водитель стоял, скрестив на груди руки, оглядывая недостроенный дом и не обихоженную землю, перебрасываясь с работниками редкими репликами. Коля как всегда старался выглядеть умным и деловым; он спрашивал о материале, из которого построен дом, о метраже, длине опалубки, рассуждал о преимуществе тех или иных домов над другими, о теплоизоляции, лестницах и всем, что связано со стройкой. Отвечал ему в основном один из братьев, второй молчал, истратив весь запас красноречия на короткое «здрасьте» при пожатии руки, третий иногда вклинивался в разговор, в основном замечаниями по поводу работы.   
Смежные сады пожелтели к осени. В воздухе висела та мелкая морось, к которой так быстро привыкаешь и перестаешь замечать, что она кажется просто свойством осеннего воздуха. Коля для приличия продолжал разговор, а сам думал только о тёплой постели, ждущей его дома. Бодрящий чай в термосе закончился, поддержать себя было нечем, только вот этой протокольной беседой с заказчиками. 
– А зачем вам опалубка? – спросил Коля.
– Решил, что дом на сваях всё-таки не совсем то… Слишком уж он раскачивается при каждом шаге. А фундамент его будет держать. Да и на первом этаже полы постоянно холодные, а тут хоть ветер не будет поддувать под дом…Мне знакомый рассказывал о всех этих проблемах.
Дом стоял на сваях, как девушка на тонких ножках с задранной юбкой – листы фальшфундамента были откручены – и казалось, ему холодно, он просит бетонной юбки, чтобы прикрыть свои тощие измождённые конечности. 
Наконец щиты были выгружены. Коля подмёл и закрыл фургон, рассчитался с запыхавшимся хозяином и выехал из ворот. 
Он поставил издыхающий телефон на подзарядку от аккумулятора машины и попытался вообразить обратный путь. Газель медленно тащилась мимо пары запомнившихся ориентиров. Однако после двух поворотов Коля начал сомневаться в правильности выбранного пути. Он прикинул, в какой примерно стороне Трясиновка перетекает в большой город и поехал туда, поворачивая наугад, придерживаясь основного вектора движения.
Однако спустя пять минут он заехал в тупик, с трудом развернулся и попытался нащупать путь, но, проехав ещё минут пятнадцать, обнаружил, что Трясиновка всё не кончается. 
– Таааак, – протянул он.
Коля остановил машину посреди дороги, схватили телефон. Связи не было, интернет не работал. На звонки ему отвечал лишь записанный голос сообщением, что связь недоступна. Даже компас в телефоне не подавал признаков жизни. 
Коля заметил человека в конце улицы, хлопнул дверью и побежал за ним. Он довольно громко окликал человека, но тот, казалось, не слышал его и свернул спокойным шагом на другую улицу. Коля всё же догнал его и спросил:
– Здравствуй, дружище! Что-то я немного потерялся, не знаешь, как выехать в город?
– А это что, не город? – ответил молодой человек лет двадцати пяти.
– Ну, в большой город, ближе к центру… – немного раздражаясь, поправился Коля.
– А, на шоссе. Это туда, – без раздумий указал парень в сторону, откуда Коля только что ехал.
– Точно? – недоверчиво уточнил Коля.
– Куда точней, каждый день туда езжу.
– Ну ладно, спасибо, дружище.
Коля пошёл обратно к машине, оглядываясь по сторонам в поисках более убедительного советчика, но обнаружил только старого кота, застывшего на деревянном столбе забора под лучами слабого осеннего солнца, как горгулья Нотр-Дама. 
Коля со злостью сплюнул в грязь дороги и забрался обратно в кабину, усевшись на ещё не остывшее кресло. 
– Тааак, – опять протянул он.
Он обхватил руками руль и попытался собрать рассыпавшиеся мысли в кучу. Связи нет, интернета нет, спросить сейчас некого. Поискать ещё кого-то? Вокруг никого не видно? Пешком? Пешком опасно – тут и машину потеряешь. Ехать обратно к заказчикам? Они-то укажут дорогу. 
Он завёл машину и тронулся по прежнему пути к дому заказчика. Проехав две пустые улицы, он понял, что опять не узнаёт местность. Все улицы были абсолютно одинаково не запоминающимися, хотя дома и выглядели по-разному, как ингредиенты из борща: от изб до трёхэтажных современных коттеджей из бордового кирпича и металлочерепицы.  Вскоре он понял, что дорогу к дому на сваях ему не найти. 
Он вновь остановился и вновь около пяти раз попытался позвонить – сначала заказчикам, а потом и жене – вдруг та нагуглит маршрут каким-либо образом. Коля ударил кулаком по боксёрским перчаткам, отчего те ещё долго качались туда-сюда подобно маятнику. 
Он завёл газель и тронулся к предполагаемому выезду. После двух-трёх поворотов впереди замаячил синий рено, за которым он последовал, используя его как проводника. На заднем стекле рено была наклейка с загадочной надписью «Вергилий». 
После пяти поворотов дорога чуть расширилась, и легковушка увеличила скорость. Коля увидел, что она поворачивает, прибавил ходу, боясь её потерять, но она повернула за угол, а перед его фарами встала неизвестно откуда взявшаяся старуха, которую он едва не сбил. Во рту старухи было всего два зуба – один в верхней челюсти, другой – в нижней, они были расположены как раз друг напротив друга и потому при каждой фразе старухи мерзко клацали друг о друга. На левом веке была огромная бородавка, которая мешала полностью открыться глазу, из-за этого старуха выглядела болезненно-сонной. 
Старуха что-то кричала, пиная машину по капоту, но Коля не реагировал на неё, даже не испугавшись того, что мог только что сбить человека. Он пытался разглядеть убежавшего проводника за глухими заборами и ещё густыми жёлтыми кронами садов. 
Коля выругался, осознав, что он упустил свой шанс. Старуху расспрашивать было бессмысленно и, как только она успокоилась, он двинул дальше, на этот раз рассчитывая «поймать» очередного проводника.
 Людей на улицах по-прежнему не встречалось, а грузовик, за которым он увязался, ехал не из, а в. Гружёный навозом, он остановился у очередного коттеджа и был всосан в открытые ворота. Коля выбежал за ним, но хозяева захлопнули двери перед его лицом, и он решил до них не докапываться. 
Бензина было ещё полбака. Он вновь пустился на поиски выхода. На одной из улиц заметил красную Ниву, которая только завелась. Он подождал, пока хозяин Нивы тронется, и поехал за ним, медленно, как шпион. 
– Этот-то уж точно едет в город, – пробормотал Коля.
Минут через двадцать езды – откуда такие расстояния? – Нива припарковалась у ворот другого дома. И водитель быстро скрылся в утробе огорода. 
Коля остался стоять в полном замешательстве: зачем ехать через пару улиц на машине, если проще дойти пешком? Он сделал вывод, что водитель зашёл к соседу – что-то забрать и вновь двинуться в дорогу, надо просто подождать. Но водитель то ли остался попить чая, то ли попросту растворился внутри дома, так как прошёл почти час, а его всё не было и не было. 
Начинало темнеть, а ждать всю ночь владельца Нивы было глупо, и Коля завёл мотор. Но чем дольше он ездил, тем больше понимал, что выехать самому ему не дано. Как в кошмаре пространство растянулось, засосало его, спрятало в карман и просто так не отпустит. 
Тем временем темнота и дождь усилились. Левый дворник, повреждённый, царапал стекло, оставляя на нём белую хорду. Газель, как близорукий крот неспособный найти нору, тыкалась полуслепыми фарами в ряды домов, ощупывая заборы, фасады и гравий, но не могла отыскать правильного пути. 
Пока ещё не совсем стемнело, Коля заглушил мотор и забрался на берёзу. Но высоко забраться не получилось: первые три толстых сука услужливо подставили ему свои предплечья, а выше дерево брезгливо подняло остальные руки, как бы отказываясь помогать человеку. Коля попытался что-то рассмотреть сквозь сумерки, дождь и мелкие ветки. Насколько он увидел, повсюду расстилалось море приземистых домиков с антеннами и дымоходами, похожее на стадо бегущих от кого-то трицератопсов. 
Коля едва не поскользнулся, а на такой высоте можно было себе что-то и сломать, если не убиться, поэтому он слез с берёзы. Спрыгнув на землю, и отметив, что грязь уже всасывает ботинки и отпускает их только при определённом усилии, со смачным чавканьем подошв он добрёл до газели.
Сев за руль, он попытался сосредоточиться, зевнув так, что в челюсти что-то хрустнуло. Коля завёл машину и сделал ещё несколько отчаянных путаных рывков по проклятым улицам, чьи щупальца, вооружённые присосками спутниковых тарелок, сжимались у боков его машины, а яблони, свешиваясь за ограду, с насмешкой давали фургону шумные подзатыльники, а иногда били по лобовому стеклу. 
Очень скоро он с удивлением обнаружил, что бензин почти на нуле. 
Он проклинал Трясиновку, себя, заказчиков и всю свою жизнь. 
Коля работал на двух работах. Жизнь в последние несколько лет засосала его в какую-то трясину, как этот вот район. Первая жена, с которой он прожил пятнадцать лет, и брак с которой был ошибкой молодости, не хотела рожать ему детей, уделяя всё время пьянкам с подругами. Он, отгрохав свой дом, такой же примерно, как у давешних заказчиков, решил развестись с ней. Дом оставил жене. Нашёл себе другую, с которой они родили ребёнка. Взяли в ипотеку квартиру. В итоге ипотека и ребёнок сжирали весь доход, и Коле пришлось найти вторую работу. Работал он с утра до вечера почти без выходных. А тут ещё и отношения с женой стали портиться. 
Ко всем прочим злоключениям Коля вспомнил, что жены с сыном в квартире сейчас нет – они в гостях у тёщи. Дома его ждёт некормленый кот – чуть ли не единственная отдушина за последнее время. Подобранный на улице (а точнее сам дошедший от самого центра с пьяным Колей до дома с какой-то попойки в редкий выходной), он был необычайно ласковым. Коля вспомнил, как кот сидел под дверью и мяукал, пока Коля не пустил его внутрь и не налил молока.   
Но усталость брала своё. Коля на манер шейкера поболтал в руке термос, убедившись по звуку, что там пусто, и рухнул прямо на сиденья, найдя силы только на то, чтобы снять куртку и накинуть её на себя импровизированным одеялом. 
…К утру дождь, всю ночь барабанивший по крыше и стекавший по лобовому стеклу, откидывая бледные тени на лицо спящего, прошёл. Всё произошедшее вчера казалось сном, и Коля, сладко зевнув, открыл дверь и спрыгнул на дорогу – пойти размяться. Под ногами оказалась лужа, в которой против ожидания он не просто замочил ноги, а начал тонуть. Коля провалился по пояс и, испугавшись, начал искать руками опору в дорожной грязи. Упершись ладонями в землю, он попытался подтянуться, но лужа всасывала его всё глубже, не отпуская ни на миллиметр. В отчаянии он оглянулся по сторонам и заметил в десятке метров от себя двузубую старуху с бородавкой на веке. 
– Помогите! – прокричал он.
– Пожалуйста, помогите! – повторил он мольбу, как будто осознав, что она была недостаточно жалостливой, и добавив поэтому слово «пожалуйста».
Когда старуха медленно подошла к нему, он погрузился в лужу уже по грудь. Последнее, что он увидел, всё больше погружаясь в липкое, затекающее под одежду, ледяное – широко раскрытую старушечью пасть, из которой вместо слов вывалились оба зуба и язык, высунувшись меж губ, начал вращаться по часовой стрелке, всё больше вылезая наружу. В какой-то момент он вытянулся настолько, что обнаружилась его неестественная длина. Через несколько секунд он был длиной в полметра, еще спустя пару мгновений – в метр. Коля в ужасе снизу вверх наблюдал за этим зрелищем, молясь, чтобы лужа засосала его быстрее, чем ужасный язык старухи доберётся до его головы. Он пытался кричать, но язык старухи заткнул ему глотку и пополз внутрь по пищеводу к кишкам, всё дальше, как змея по норе…
Коля проснулся рывком. Распрямился, схватил руль. Стёр пот со лба. Надел куртку. Жестокая действительность была немногим лучше сна. Он заметил между сидений расстегай, купленный вчера днём, и, морщась от кислого привкуса во рту, механически сжевал его. Во время трапезы на него смотрела собака, встав на дороге вполоборота. Внимательная и абсолютно неподвижная.
– Мне самому мало, – пробормотал он, глядя ей в глаза.
Расстегай был неплох, он приободрил заблудившегося. 
Коля разозлился на себя. Сейчас казалось глупым, что он, опытный водитель, взрослый человек, смог заблудиться в собственном городе, пусть и в незнакомом районе. 
Он открыл дверь машины и боязливо посмотрел вниз – нет ли там лужи-колодца, в которой можно утонуть. Лужи были – дождь полил обстоятельно. 
Коля завёл мотор, но машина только буксовала на месте, разбрызгивая грязь. Спустя пять минут он обнаружил, что бензин закончился. Машина уснула. 
Он вышел наружу, прихватив телефон, в котором уже садился аккумулятор. Коля вцепился в него, как в последний ресурс, который поможет ему выбраться из этой трясины, как в единственную ветку, великодушно протянутую ему в зыбь, в которой он тонул…
Он попробовал позвонить, но опять ничего не выходило. «Только экстренные звонки» – гласила надпись на телефоне. И тут Коля понял, что пришла пора экстренных звонков. Но по номеру 112 он дозвониться тоже не смог. 
Коля хмуро сунул телефон в карман куртки и огляделся по сторонам. В кармане его рука нашарила деньги. С собой их было немного – заказчики вчера кинули ему на карту, поэтому наличных у него при себе почти не было. Он пересчитал несколько смятых банкнот – около тысячи рублей. 
– Как же вы здесь живёте? – пробормотал он себе под нос. 
Стояло холодное солнечное утро. Косой свет мёртвого солнца резал глаза, но не грел. Улица была пустынна. Он увидел на одном из домов табличку «Кузнецкая, 18». На краю Кузнецкой открылась калитка, и оттуда вышел человек. Человек направился к повороту, и Коля бросился за ним. 
Он бежал, маневрируя меж луж, поскользнулся, чуть не подвернув лодыжку. Человек уже скрылся за поворотом, на прощание блеснув своей полосатой курткой, Коля повернул за ним. Однако за поворотом уже никого не было. Человек будто бы испарился. 
Коля хотел сплюнуть от злости на землю, но слюны во рту не было: он уже довольно давно не пил воды. Он ощутил жажду и повернул назад к машине.
Коля машинально шёл по дороге Кузнецкой, погружённый в свои мысли, пока не понял, что дошёл уже до конца улицы. Он оглянулся назад и не обнаружил своей машины. Ошеломлённый, он начал гадать: куда она пропала? Угнать её не могли: бензина не было, да и звук мотора он бы услышал. На другую улицу он зайти не мог. Он пошарил взглядом по ближайшему дому и, не найдя там таблички, подошёл к соседнему, на котором табличка была. Надпись на табличке гласила: «ул. Пушкина, 12». Это была другая улица, хотя Коля готов был дать голову на отсечение, что дома были те же.    
– Всё-таки я не туда повернул, – пробормотал Коля.
Он побежал к повороту, за которым скрылся человек в полосатой куртке. Метнулся туда-сюда через пару перекрёстков, но абсолютно не узнавал местности. Коля не мог понять, помутился ли он рассудком или это Трясиновка – её пространство сошло с ума, скомканное, положило его между своих складок. 
Перепрыгивая очередную, слишком уж большую лужу, он пошатнулся и упал в неё, вымазавшись в грязи. Встал, побежал дальше. Увидел у калитки школьницу лет восьми с белыми бантами и распираемым от учебников ранцем за спиной. Подбежал к ней:
– Девочка, помоги. Я тебе денег дам, смотри. Вот, вот, – он сгрёб монеты и мокрые банкноты в кучу и пытался сунуть их ей в руку. Она испуганно смотрела на него – грязного и нервного.
Из калитки выбежал мужчина – видимо, её отец – и без раздумий бросился к Коле. Коля не успел ничего объяснить и упал от сильного удара кулаком в челюсть. Он быстро встал, упал снова, уже от пинка разъярённого папаши, встал вновь и позорно ретировался, покачиваясь то ли от ударов, то ли от луж, которые ему удавалось огибать всё же не особенно удачно. Деньги он все рассыпал по дороге. 
Оторвавшись от погони, он упал на грязную траву на обочине. Долго и глубоко дышал. Сунул руку в карман. Денег там не было – только несколько монет. Телефон жалобно сигнализировал о своей скорой смерти. Коля сделал ещё пару попыток позвонить, но это был контрольный выстрел в голову: батарея села уже насовсем. 
Через некоторое время он опять забрался на дерево, выше, чем вчера. С дерева он увидел лишь бесконечное море крыш, уходящее за горизонт во все четыре стороны. Не было видно ни многоэтажек, ни леса. 
Спускаясь, он подвернул ногу. Отлежавшись, отыскал палку. Опираясь на неё, ещё некоторое время пытался найти выход.

Этой осенью в Трясиновке появился странный безумный бомж с фингалом под глазом. Он забирался на ночь в чужие бани, воровал яблоки и сливы из огородов, приставал к прохожим, бормоча что-то про какого-то кота. Чаще всего его гнали отовсюду, иногда с применением физической силы. Редко кто давал ему из сострадания еды. 
Нашли его ближе к зиме, когда грянули заморозки. В ту ночь он не нашёл бани или сарая для ночлега и заснул на обочине, где и замёрз к утру. Он был грязен и худ. При нём в карманах куртки был обнаружен разрядившийся телефон и двадцать два рубля четырьмя монетами. Мужчина остался неопознанным. 
Патологоанатом в местном морге при вскрытии обнаружил в лёгких бездомного воду, как при утоплении, что не вязалось с официальной причиной его смерти. В желудке трупа был обнаружен мох, а в пищеводе странный мясистый отросток, похожий на несоразмерно вытянутый человеческий язык. Однако все эти странности не очень озаботили уставшего врача – в трёх чёрных мешках в ту ночь его ждало ещё три тела: двое мужчин, погибших в пьяной драке, и молодая девушка с красивой и крепкой молодой грудью.