Литературный журнал
№23
июЛ
Поэт, критик, переводчик Константин Матросов

Константин Матросов — Воздушные пути

Константин Матросовпоэт, критик, переводчик. Финалистпремии им. И.Анненского (2021), полуфиналист Филатов-феста (2023). Публиковался в журналах «Prosōdia», «Формаслов», «Интерпоэзия», «Прочтение», в поэтическом альманахе «45-я параллель», «Новой реальности», «Homo Legens», «Studia Litterarum», «Textura», «Полутона», «Пироскаф» и др. Автор критической книги о поэзии «Мы и камни» (2023).

ПЕРЕКЛИЧКА ПОЭТОВ

Писатель существует в мире, где уже есть и Державин, и Пушкин, и Толстой, и Достоевский. И есть они не когда-то, а сейчас. Как бы то ни было, сбросить их с «корабля современности» не удастся. Так же, как и отрицать канон, из которого произрастает современная литература. Мы дышим одним воздухом: те, кто пишет сейчас, и те, кого уже нет с нами. Из чего состоит этот воздух? Что связывает их, роднит или разобщает?

1


Перекличка на воздушных путях поэзии вовсе не чудится, она — объективно существует. Но пути эти разные.
Так иногда поэты набредают на одну и ту же рифму, потому что рифма объективно уже содержится в языке и надо только её открыть.
Так, например, костромской поэт Александр Бугров, написав:

Между телом и душой
Промежуток небольшой,

и не подозревал, что то же самое — буква в букву — уже сказал в своих стихах Игорь Иртеньев. Просто это настолько гениальная формулировка, что к ней пришли два поэта, и оба — самостоятельно. А не пришли бы они, это двустишие нашёл бы кто-то другой со временем, как гриб в лесу.
Для интереса сравните три стихотворения на тему полуразрушенного дома, все три вышли из самой реальности, а не друг из друга. Это «Зеркало» Шефнера, «После налёта» Лидии Алексеевой и чуть дальше от них — «Дом» Ходасевича (который, кстати, начинается почти как стихотворение Елагина, о котором подробно ниже).

2


Итак, поговорим о стихотворениях Ивана Елагина «Здесь дом стоял. И тополь был. Ни дома»… и «Небесные ласточки» Антона Азаренкова.

Иван Елагин

* * *

Здесь дом стоял. И тополь был. Ни дома,
Ни тополя. Но вдруг над головой
Я ощутил присутствие объема,
Что комнатою звался угловой.

В пустом пространстве делая отметки,
Я мысленно ее воссоздаю:
Здесь дом стоял, и тополь был, и ветки
Протягивались в комнату мою.

Вот там, вверху, скрипела половица,
И лампа вбок была наклонена,
И вот сейчас выпархивает птица
Сквозь пустоту тогдашнего окна.

Прошли года, но мир пространства крепок,
И у пространства память так свежа,
Как будто там, вверху, воздушный слепок
Пропавшего навеки этажа.

Здесь новый дом построят непременно
И, может быть, посадят тополь тут,
Но заново отстроенные стены
С моими стенами не совпадут.

Ничто не знает в мире постоянства,
У времени обрублены концы,
Есть только ширь бессмертного пространства,
Где мы и камни — смертные жильцы.

Творчество Елагина я люблю давно. И это стихотворение считаю одним из лучших не только в его творчестве, но и вообще в русской поэзии. Парцелляция и анжамбеманы первого катрена передают состояние поэта, столкнувшегося со знакомым местом, в котором нет знакомого ему родного дома.

Здесь дом стоял. И тополь был. Ни дома,
Ни тополя…

Далее стихотворение идёт плавней, каждое четверостишие заканчивается точкой, рифмы классические, ставший давно родным нам — уже с XX века — пятистопный ямб. Поэт пытается воссоздать свой дом в памяти, собирает его по крупицам, находя детали, как кусочки паззла.

…и ветки
Протягивались в комнату мою.

Вот там, вверху, скрипела половица,
И лампа вбок была наклонена…

И заявляет в конце примат пространства над материей: пространство вечно, и в нём видоизменяется временная материя, и смертны не только люди, но даже камни! И не только дома, а, скажем, памятники.
Детали в стихотворении довольно общие, в них мало личного (у кого нет окна или лампы? Впрочем, тополь под окном стоит не у всех).
Самую загадочную фразу этого стихотворения — «У времени обрублены концы» я интерпретирую так. Жизнь человека коротка. И у времени — читай, у жизни — обрублены концы. С двух сторон человеческого бытия — до его рождения и после смерти — две вечности без него, абсолютная пустота.
По Елагину не только vita, но и ars — brevis. «Смертные жильцы» не только мы, но и камни.

3


Антон Азаренков

НЕБЕСНЫЕ ЛАСТОЧКИ

О.М.

Здесь был дом.
Ты проводишь меня на ощупь
по невидимым комнатам, расчерченным на песке.
Вот хороший ориентир –
два старинных древесных стража
по бокам от «Крыльца».
Ты проводишь меня по памяти.
Это «Кухня»
(и слышно, как
наливают стакан шипучий… и гул конфорок).
Вот «Прихожая», «Детская», «Папа».
Осторожно обходим «Папу».
Здесь, кажется, «Телевизор»…

Это в тесном кольце новостроек высокий забор
пансиона «Небесные ласточки».
Он стоит над тобой, как погода,
как радужный дождь,
прозрачный и неохватный.

И у этой черты — знаки ёлочек, грустных кавычек
придомового «Сада».
Промелькнёт вслепую маленькая пичуга.
Вот качели,
красивый ребёнок
(это девочка),
босоногое па в опрокинутость мокрого неба…
Карауля на взлёте,
каждый раз озорная собака
прыгает:
хочет цапнуть за палец.
Клац!
Но «Ты» ускользаешь.
Всегда
навсегда
ускользаешь.

Может показаться, что Азаренков просто взял и переписал своими словами стихотворение Елагина. Не поймите меня неправильно: на самом деле один из сильнейших стимулов для творчества прочитать/услышать/увидеть/посмотреть какое-либо художественное произведение, полюбить его, но пожелать его «исправить» из-за некоторых царапающих «глаз/ухо/вкус» мест. И написать своё. Но желать написать «ремикс» на такое идеальное произведение, на такой безусловный шедевр, как стихотворение Елагина? Зачем?
Оказалось, что сам автор не знал о существовании Елагинского стихотворения.
Этого в человеке с филологическим образованием и поэте, отмеченном солидными публикациями и премиями я не мог заподозрить никак. Но осуждения здесь я не подразумеваю. Мир стал очень большим. Станислав Лем писал, что когда-нибудь мы будем ходить по колено в литературных шедеврах, а значит, два даже очень начитанных человека могут иметь абсолютно не пересекающийся опыт чтения. Это время настало — мы ходим по колено в великой поэзии — наклонись и зачерпни сколько надо. Но всего этого моря не вычерпать.
Азаренков не шёл следом за Елагиным. Он вышел из той же точки и пошёл в другую сторону. Родство стихотворений заключается не в прямом наследовании, но в явлении самой реальности, которое провело два болида разными, пусть и схожими дорогами.

По форме текст Азаренкова сильно отличается от текста Елагина. Елагин — это демонстративная классичность формы и метаметафоричность содержания. Пятистопный ямб с лёгкой руки Бродского заменил нам четырехстопный ямб Пушкина, став основным размером русского стихосложения.
У Азаренкова же — верлибр, с некоторым тяготением к плавающему анапесту, скорее всего подмешанному в текст бессознательно:

«Ты проводишь меня»
«по невидимым комнатам»
«Вот «Прихожая», «Детская», «Папа».
«Это в тесном кольце новостроек высокий забор»
И т. д.

Стихотворения начинаются с похожей фразы:

Здесь дом стоял
(Елагин)

Здесь был дом
(Азаренков)

Так же, как и у Елагина, у Азаренкова реальность и память накладываются, наслаиваются друга на друга на манер «Соррентинских фотографий» Ходасевича и трагически не совпадают.
У Азаренкова деталей больше. Есть кухня, прихожая, детская, стакан газировки, конфорка и даже — то, чего нет у Елагина — живой человек –
папа.
Воспоминание становится таким реальным, что папу главный герой и его проводник обходят. Вот, кстати, где обнаруживается главное отличие стихотворений. Елагин наблюдает за бегом и трагедией времени в одиночку, Азаренкова ведёт по лабиринтам памяти некто загадочный, как Вергилий вёл Данте по аду.
В обоих стихотворениях мелькает птица — традиционный символ души (или её отлёта, смерти).

И вот сейчас выпархивает птица
Сквозь пустоту тогдашнего окна
(Елагин)

Промелькнёт вслепую маленькая пичуга
(Азаренков)

Этот момент с птицей особенно поражает. Может быть, Азаренков всё-таки читал Елагина, но забыл, а на подкорку стихотворение отложилось и позже вылилось в своё?
В конце стихотворения завеса тайны над личностью «проводника» приоткрывается и мы (своеобразный поэтический детектив) узнаём, что это девочка. Раз это девочка, вынутая из памяти лирического героя, то это либо сестра, либо подруга, но большего нам автор не раскрывает.
Не до конца понятно: дом — это и есть пансион «Небесные ласточки» или пансион стоит (стоял) рядом. Напрямую из текста это как будто не следует.
Стихотворение Азаренкова более человечное, в нём есть люди, привязанность и любовь к ним (лирический герой обходит воображаемого «папу», наивно, трогательно, как в детской игре).
Елагин же смотрит не с точки зрения человека, а как бы с точки зрения вечности, поэтому взгляд его более холодный, хотя и не менее трагичный.
То, что стихотворение Елагина удалось, для меня не вопрос. Повторю, что ценю его очень высоко. Удалось ли стихотворение Азаренкова при его нечаянной вторичности? Он изобрёл велосипед, а насколько способен этот велосипед к езде, судить не мне, но, по крайней мере, мы получили ещё одно стихотворение в большой и древней традиции стихотворений, написанных вокруг архетипа Дома.