Литературный журнал

***

Во рту ощущаешь
Сладкий вкус плесени.
Привкус неверности, вкус молока.
Это чувство, как спорынья,
Прогрызает тебя насквозь.
Опоясывает.
Вцепится в капилляры.
Становится новым телом,
Ненавистным и слабым.

Как горек и как хорош
Первый день без любви.


Кленовый лист

Я заворачиваю в пакет всё,
что ты мне подарила.
Кружку с картиной Ксении Хауснер
и кадром из «Сексуального воспитания».
Халат с моим именем и одинокой короной.
Маломерки-трусы «Кельвин Кляйн».
И духи с канадской эмблемой —
Кленовым листком.

Эти духи пахнут дубовой бочкой.
Но, скорее всего, дуб мне идёт.
Чтобы долго терпеть это всё —
нужно родиться растением.

Кленовый листок для меня —
символ всего больного.
Вроде бы лёгкий лист —
Полупрозрачный и тёплый,
с тонкой прожилкой.
Сквозь клёны ты смотришь на солнце
и небо без облаков,
когда лежишь летом на травах,
пахнешь душисто.

Но теперь я сижу на чужой табуретке,
ёрзаю и жду курьера, чтобы это отдать.
Хочу, чтобы не было больше звонков и вестей,
времени появления в чате,
общих знакомых и выездов,
памятных дней,
чтобы не знать,
чем ты дышишь, где ходишь.
В какую из королев играют твои две девочки.
Они такие же, как и ты.
Кленовый листок напоминает им доллар.

Я хочу это всё отмотать,
чтобы эти два года больше не длились,
чтобы не было этой аварии,
оторвавшей у папы ногу,
а у меня — мою прежнюю жизнь.
Чтобы не было этих поездок в Уфу,
одиноких полётов в мой фильм ужасов,
больниц и реанимаций.
Клубов и баров,
где я прятал тоску и встретил тебя,
тогда ещё свежую и незнакомую.
Зачем тебе были нужны наши встречи?
Наверно, ответишь: «Это так романтично».

Меня выворачивает от всего этого.
Этих фальшивых цветов.
Этих канадских долларов.
Улицы, названной в честь поэтессы,
где тебе просто купили квартиру.
Я хочу, чтобы ты провалилась в тот чан,
из которого мы оба вышли той ночью,
и варилась бы там, словно голая курица.
Над тобой бы летал мой листок со стихами.
Кленовый листок.

***

Возле синей реки
Затрещали холодные ивы:
Слишком быстро вода
Уносит и запах, и пот.

Ладони на наших ветвях
Сухи и шершавы.
Поделись с нами телом, река,
Остановись.

***

Одиночество – моё агрегатное состояние.
Нужно его разбить.
Пусть оно станет
Звонким стеклом,
Дрожащим от уличной дроби –
Не обыкновенной, не десятичной –
Краснознамённой, публичной.
Пусть этот стук и пусть этот треск
Сольются в один акустический шторм.
Пусть аккордеоном –
Зелёным, взбесившимся, пьяным
Проснутся все звуки души –
Распахнутой и многомерной,
Счастливой и злобной,
Фигурной.
Машины летят в гаражи.
Весна забежит за экватор.
Пусть небо и ночь
Зовут в поняты́е
Гибели времени
И поражения смерти.

***

Спросить «почему» помешал салют,
Запах пороха, шум в ушах.
Наш молодой, молчаливый уют
Растворяется в мелочах.

Теперь – полировку тереть гвоздем,
Амальгаму зеркал скрести.
И – то ли сжечь всё и бить ключом,
То ли – пол подмести.