Литературный журнал

***
Любить людей в кромешном ноябре,
Используя фантазию с молитвой,
Готовить их на медленном огне
Терпения, разделывать их бритвой
Внимания… Но как я ни готовь,
Все время получается невкусно.
Мне рассказали твой рецепт, любовь,
Но, видно, кухня — не мое искусство.

***
И отчего бы я к вечеру так устал?
Вроде не уголь рубал, не варил металл,
Вроде подъезды не мыл, не уколы ставил.
Вроде выходишь с работы – еще ну так,
А потолкаться в подземке – и просто мрак,
Ваша конечная станция, город Усталлин.
(Если усатый кому-то помстился, не к ночи будь… –
Нет его тут). Блестит леденистый путь,
Светится тускло древесная камасутра.
Пар выпускают разношенные дома.
Все хорошо. Это правильная зима.
Доковылял до гнезда, угрелся, а там и утро.

Так говорят часы. Когда ни открой
Заспанный глаз, усталость уже горой
Сверху лежит и немного свисает с краю.
Выйдешь – вот небо, подоткнутое с боков.
Мир посреди симпатичен и бестолков,
Как волкодав. Не бойся, он так играет.

***
Ударник лучшего завода ада
По выработке боли, страха, лжи
В поддержку пишет, требует награды
Которую он типа заслужил.

Он пишет: «Я страдал во имя Божье,
Я слезы проливал, и кровь, и пот.
Я мир заполнил болью, страхом, ложью,
Которые производил завод.

Я заслужил от Бога возмещенье.
Я требую медаль или звезду
За годы бескорыстного мученья,
За жизнь в безукоризненном аду».

***
С каждым утром все внезапнее
Наступает семь утра.
Одеваются на западе,
Ложка чайная у рта
На востоке дома. Зимнее
Утро тут уже как тут.
Нас обмакивают в синее
И по белому ведут.
Сколько нас, куда нас выгнали
Путаться в пуховиках.
Кто за нами за день выбелит
Эту грязь в черновиках.
Сотоварищи по дальнему
Путешествию без виз.
Кольцевое, радиальное
Братство вытолканных из.

***
Каждый видел в кино такое,
Такой напряженный момент —
Конец света, пора валить, но друзья ждут героя,
А героя все нет и нет.

Он бежит со всех ног, но, как нарочно,
Что-то все время задерживает его по пути —
То надо утешить старушку,
То котенка спасти.

Стихия бушует, минута — и будет поздно.
Капитан смотрит единственным глазом сразу на все звезды
И строго
ругается на морском.

Друзья героя, глотая ком,
Шепчут: «Еще немного,
Он сумеет», и он успевает в последний миг.
А вот история не из фильмов и книг.

Постаревший Бог среди горластых и рослых
Детей выглядит вовсе чужим.
Они суетятся, орут, решают вопросы,
То за ложки, то за ножи.

Ангелы шепчут: «Хочешь, мы сделаем тут прополку?
Все равно от них никакого толку
И уже терпения нет».
Он смотрит печально и шепчет: «Еще немного,
Они сумеют...». Звучит как бред,
Но кто я такой, чтобы спорить с Богом.

***
Держи свое спокойствие, держи,
Как бабочку в горстях.
Не спрашивай, по ком звенят стрижи,
скрежещут и свистят.
Горластая небесная шпана
Кроит и режет синь.
Ни верить, ни бояться не должна
И даже ни просить.
Как весело, наверно, быть стрижом
(ишь разогнался, ишь…):
Не думаешь, а то ли ты стрижешь,
О том ли ты свистишь.
В глазах рябит настриженная высь.
Они взвились флажком,
Туда-сюда метнулись, унеслись.
Но все-таки, по ком?