Разницу между посредственным и хорошим тематическим сборником прозы — здесь можно провести аналогию с киноальманахами — как правило можно обнаружить невооруженным взглядом. Необязательные сборники почти всегда собраны, так сказать, в маркетологических целях. Оттого они напоминают капустники, где всякий текст пляшет сам по себе, а тема подшита к ряду историй белыми нитками. Интерес к подобным книгам обыкновенно вызывают отдельные звучные имена. А тексты многих авторов, иногда непрофессионалов, добавлены в такие сборники будто для фона и объёма.
Но есть и сборники концептуальные, первичной для которых становится общая идея. И тогда книга, звуча многоголосо, работает как цельное высказывание. Подобные сборники редки, но периодически случаются. Таковы и «Маяки» — ладно скроенная книга, в которой никто из авторов не перетягивает одеяло на себя, никто не проваливается, и все без исключения новеллы находятся на своих местах.
Отчасти эта ладность обеспечивается удачно выбранной темой, вынесенной в заглавие. Более многозначного символа, семантическое поле которого все-таки едино, сложно и сыскать. Получается общий смысловой центр, от которого расходятся концентрические круги мотивов — и разных, и смежных одновременно.
Таков, например, мотив надежды. Которая всегда — лишь чудесная возможность, и далеко не каждый воспользуется ею так, как должно. Как в рассказе Алексея Небыкова «Всяких полно. Живых мало», название которого — парафраз известной евангельской цитаты про «много званых, но мало избранных». Этот текст наследует традициям «прозы кораблекрушения». И надежда, как водится, героям дана — вот плавучий буй, вот образок. Но компания растерянных индивидуалистов ей не воспользуется, отчего утратит всякое человеческое обличье. Ибо само по себе ничто не светится — огонь, в том числе и внутри, обязательно нужно поддерживать, иначе он погаснет. И защищать его от внешних посягательств, как в рассказе Жени Декиной «Плохая». Тогда надежда на то, что всё, в том числе самоощущение и отношение к тебе со стороны близких, однажды непременно изменится.
Конечно, с маяками ассоциируется и мотив спасения — или хотя бы его возможности. Да, спасти можно не всех — для кого-то, как для Лары, героини новеллы Дарьи Мордзилович «Журнал Морригана», шансов к возвращению в жизнь уже нет. Но попытаться все-таки стоит. Если же герой не теряет присутствия духа и готовности по-джеклондоновски бороться до конца, он сможет преодолеть, казалось бы, непреодолимое (Роман Разживин, «Воля к жизни»).
Близок, но не тождественен предыдущему и мотив указания пути, помощи в поиске цели. Маяк — оракул суровый, порой жестокий, но если не сворачивать и не бояться, он может подтвердить правильность избранной дороги (Дарья Леденева, «Здесь»). Примерно о том же, но в форме притчи, говорится и в рассказе Марины Кулаковой «Катя идёт на маяк». А Владимир Софиенко в новелле «Чёрная речка» уточняет: не заблудиться и быть твердым — мало, нужно ещё и убедиться, что выбранный путь — настоящий.
Кроме того, с маяками неотрывно связан и мотив служения. Смотритель (и в прямом, и в переносном смыслах) — либо послушник, либо подвижник. До дней последних донца. Он тот самый последний волонтёр, как в одноименном постапокалиптическом рассказе Ксюши Вежбицкой. Служитель максимально отречен от собственного эго, которое растворяется в чем-то большем, чем собственная личность. В таком случае маяк — и сюжетно, и символически — обретает имя, становится последним пристанищем героя, а в конечном счёте — и его душой.
Наконец, интересно еще вот что. Большинство рассказов сборника несут в себе ту или иную человеческую драму. Встречаются и трагические, и даже откровенно страшные. Но при этом книга оставляет отчетливо жизнеутверждающее послевкусие. Что, думается, неудивительно: надежда, выбор правильного пути, служение и спасение — мотивы и ценности вполне христианские. И свет того или иного маяка обязательно нужен каждому из нас — иначе не выплывешь.