Литературный журнал

* * *

Дай, Господи, в памяти всё удержать,
Не выронить, не запылить, не разжать,
Не выйти из были — сухим из воды,
И не замести прожито́го следы.

А всё-таки я не веду дневника,
Уверенный в памяти: наверняка
Когда захочу — из неё извлеку
Всё то, что положено знать дневнику.

Из воспоминаний придётся извлечь
Чужую походку, осанку и речь,
Бессвязную точность блуждающих фраз —
Без позы, без вымысла и без прикрас...

А если забуду — каков криминал!
А если не вспомню — какая беда!
Я слушал, я впитывал, запоминал,
Я жил не сегодня — а прежде, тогда...

Я жил разговором, прогулкой, строкой
И всем, что оказывалось под рукой.
И всё, что меня прибирало к рукам,
Доверить нельзя никаким дневникам…

* * *

Тянется плач — откликается звонко
Ниточкой тонкой повитая даль...
То ли котёнка, а то ли ребёнка
Явлена миру смешная печаль.

То ли смешная, а то ли — большая.
Не разбирающий бед и удач,
Сна и покоя домашних лишая,
Тоненькой ниточкой тянется плач.

Близко взросление. Слёзы подсохли.
Вот и последние — больше ни-ни! —
Детской ручонкой размазаны сопли
Перед походом во взрослые дни.

Будут ещё и дожди, и метели,
Будут поставлены сроки и цели
(Цели достичь обязуемся в срок!);
Злые песчинки в глаза налетели,
Пыль заклубил молодой ветерок...

Будет проглатываться еле-еле
К горлу подкатывающий комок.

Лезть на рожон доведётся, на стену.
Слёзы накопятся — горечь излить...
Ниточке прежней приходит на смену
Плача иного суровая нить.

Слёз богоданных защитная сила!
Лишь бы надолго той нити хватило
Переплетать одиночества тишь...

На раскалённое жизни светило
Глянешь глазами сухими — сгоришь.

* * *


Настали дни Великого поста.
Мороз в муку мельчайшую размолот.
Куда ни глянь — шумлива и чиста,
Грядёт весна, растапливая холод.

Температуры долгожданный взлёт
И мартовские первые капели, —
Всё это неизбежно настаёт,
Всё то, чего мы ждали и хотели.

Февральская закатится звезда.
Свершится всё по тысячному кругу.
И снова из холодного гнезда
Ты устремишься к маленькому югу...

Недолог он, весенний перелёт,
И вскоре ты отправишься обратно,
Туда, туда, где так же тает лёд,
Деревья зеленеют, дождь идёт...
Где так же всё легко и невозвратно.

Туда, туда, где ждёт пустынный дом,
Стучит капель и оживает город, —
Смирять себя молитвой и постом,
Холодной каплей, клюнувшей за ворот...

И мне — в мечтах лететь с тобой туда,
И мне — с весенней радостью проститься,
И звать тебя из своего гнезда,
Моя неугасимая звезда,
Моя незаживающая птица…

* * *

Холодов настающих черта,
поздней осени злая примета:
выбивается пар изо рта —
первых заморозков сигарета.

Значит, надобно перетерпеть,
докурить эту горькую пачку,
или спрятаться, словно медведь,
опрокинуться в зимнюю спячку.

Будто выйти тайком из игры —
завалиться поглубже в берлогу,
и себя позабыть понемногу,
и родимый свой лес до поры.

...Отряхнётся медведь ото сна,
не узнает вчерашнего дома:
лес разбуженный... солнце... весна...
Всё привычно и всё незнакомо.

Не желает признать его лес,
убежавшего стужи без спросу...
То ли с веток, а то ли с небес
бьёт капель по медвежьему носу.