Литературный журнал

Сергей Николаев родился в Ульяновске в 1994 году. Выпускник юридического факультета Ульяновского государственного университета. Председатель Отдела по работе с молодежью и сотрудник Информационного отдела Симбирской епархии. Поэт, прозаик и эссеист. Публиковался в литературном журнале «Симбирскъ», альманахе «Кольчугинская осень», в журнале для семейного чтения «Светоч», в сборниках «Новый Венец» и «Образ слова». Лауреат областной молодежной литературной премии «Первая роса».

Ему нужны были деньги. Связей не было. Город был незнакомым.
Пошел пробовать мир на прочность. Работал на детских аттракционах с десяти утра до десяти вечера. Ушел спустя две недели из-за недетской усталости.
Поехал в парк, что на окраине города. Понял, что, пожалуй, слишком на окраине. Сходил на почту. Понял, почему почтальон Печкин был таким вредным.
Где люди деньги берут? Каким таким образом зарабатывают? Стал искать в интернете. Увидел объявление о раздаче листовок. Решил поехать, на всякий случай.
Был конец теплого летнего дня. В кафе-суши, находящемся в полуподвальном помещении, дали стопку буклетов. Велели раздавать прохожим в центре города. Сначала стеснялся, но постепенно привык. Люди брали листовки охотно. Начальство осталось довольно. Говорят, давай, мол, выходи завтра.
Стал выходить по графику. Щурился на солнце, стоял по-прежнему в центре города. Потом с места на место переводить начали. Он не возражал.
Начальство часто устраивало проверки. Стоит он, бывало, раздает свои листовки, смотрит на людей вокруг, отвернется, зевнет, а начальство тут как тут. Он не тушевался, здоровался. Начальство тоже здоровалось и шло по своим начальственным делам. Он не испытывал страха, поскольку раздавал свою стопку честно — не сбрасывал и с места никуда не отлучался.
Стал задумываться о жизни. За час ему платили восемьдесят рублей. Значит, ровно столько стоил час его жизни. Становилось досадно.
Однажды порезал палец. Однокурсница, которая заметив его, подошла поговорить, предложила заклеить пластырем. Взял и зачем-то оставил этот кусочек на память.
Как-то у торгового центра «Марсель» увидел передвижной зверинец. Там тоже нужно было раздавать листовки. Платили уже сто рублей за час. Стал работать на тех и на других, по очереди. Начальство из кафе-суши увидело, удивилось. Тоже до сотни прибавило.
Подумывал, все ли правильно. Узнавал про другую работу без квалификации. Например, автомойку. За двенадцатичасовой рабочий день в пене и мыле платили восемьсот рублей. Стоит ему постоять восемь часов, получит те же деньги, еще и на свежем воздухе и без мыла. Понял, что все не так уж и плохо.
Отправили раздавать листовки к гипермаркету «Виамолл». Из «Виамолла» выбежал охранник и стал ругаться. Он ругался в ответ на охранника. Просил сослаться на закон, запрещающий находиться на территории, прилегающей к магазину. Подозревал, что не прав, но все равно скандалил до последнего.
Все-таки пришлось уйти восвояси. Нашел узкий подход к гипермаркету. Решил, что там никого из прохожих не пропустит и всех «отоварит» листовками.
Начал стоять с самого утра. Утром было еще ничего, а к обеду палило солнце. Делать нечего, терпел.
Шла как-то мимо преподавательница из вуза. Дотронулась до кончика его носа.
 — Обгорел, — говорит. — Бедненький.
Стала листовки вырывать.
 — Давай, — говорит. — Давай сюда побольше.
 — Мне за время платят. Не за количество.
 — Эх, — с сожалением вздохнула. Ушла.
Иногда напротив сидел мужичок с гармошкой. Этот мужичок играл и пел, а прохожие кидали монеты в кружку. Жалко было мужичка.
Как-то он пришел пораньше и увидел подъезжающую «десятку». Из нее вышел этот самый мужичок, снял кепку, извлек из багажника гармошку и пошел на свой «промысел». Увидев эту картину, долго потом думал, как дальше верить людям.
Пришла девушка-протестантка. Определялось это просто — она в кирху ходила. Тоже стала какие-то свои листовки раздавать. Он не возражал, вместе скучать веселее.
Она его как-то возьми да и спроси:
 — Ты бы обрадовался, если бы тебе большого плюшевого медведя подарили?
Удивленно посмотрел на нее.
 — Я парню хочу купить, — пояснила протестантка.
 — Я бы парню не дарил. Девушке, пожалуй, можно.
 — А девушка есть у тебя?
 — Нет.
 — А почему?
 — Не хочу размениваться, — говорит. — Без романов там всяких хочу. Один раз и основательно.
Перестала с тех пор личное его спрашивать. Так, болтали ни о чем. Как-то на аттракционы звала.
 — Пошли на карусели. Там адреналин такой.
 — Не хочу. Мне и так всего хватает.
Пошла одна, а он продолжал раздавать злополучные листовки.
Надоедать ему стало. Скучно было. И свободы хотелось.
Люди все время куда-то шли. Человеческий поток затихал максимум на пару минут. Потом возобновлялся. Шли в любое время. В любую погоду. Шли, шли, шли… С деньгами, довольные и свободные. А он тут…
Реагировали на него по-разному. Бывало, снисходительно кивали. Бывало, щелкали пальчиками с глянцевыми коготками. Кто-то смеялся. Кто-то откровенно пытался хамить. Он обычно не отвечал. Лень было.
Как-то шли парень с девушкой. Парень этот листовку взял, сунул ей и говорит: «Смотри, тут дом твой». А на листовке было написано название зверинца — «Дом обезьян». Она парня не отпихнула, сама противно так захихикала, и пошли они дальше.
«Любят таких», — подумал. Хотел сказать что-нибудь едкое, зубы сжал, сдержался. Размышлять стал. Почему девушек не уважают? Потому что сами себя уважать перестали. Станет женственной, многое вокруг изменится.
Становился злым. Начинал ненавидеть людей. Боролся с собой.
Пока в конце дня шел за деньгами в шатер, где находился зверинец, проходил мимо игуан, змей и жаб всяких. Рассчитывали честно. Хозяин на деньги не скупился, а помощники его смотрели подозрительно. То раздал слишком много (уж не скинул ли), то быстро слишком. Но уловить его не могли, работал честно. Оттого больше злились.
Дошел до паранойи. Стал подозревать за собой слежку. Откуда знают, что не скидывает, что с утра до вечера честно стоит? Подсылают кого-то? Он видел периодически хмурых людей, которые зло смотрели на него и листовок категорически не брали. «Не иначе шпионы», — думал. Понял, что долго так продолжаться больше не может.
На исходе дня, с видом уставшего ковбоя, закидывал рюкзак на плечи и смотрел на окна многоэтажек, на стеклах которых расписывался оранжево-красной акварелью закат. А еще думал о свободе. Понимал, что на мойке намного труднее и затем успокаивался.
По вечерам включал лампу, садился за стол, много и яростно писал. Знал, что читать некому, и все равно писал, потому что иначе не мог — так забывались тревоги дня. Ложился спать. Утром начиналось то же, что и вчера.
Думал о смысле жизни, а еще о ее цене. Размышлял о том, что такое свобода, и что бы он делал, если бы не нужно было раздавать ненавистные листовки. Заметил, что стал больше ценить время.
Так дотянул до конца лета. В последний день раздал последнюю стопку листовок. Как сделал это, вдохнул полной грудью и посмотрел на солнце. На секунду оно показалось ему глянцевым, как поверхность листовок.
Началась учеба. Передвижной зверинец уехал дальше колесить по городам и весям, изумляя почтенную публику. С первого места еще звонили, но подрабатывать он больше не стал. Решил, что, пожалуй, хватит. Сосредоточился на учебе. Надеялся на стипендию.



Как-то шел по городу, увидел знакомую девушку-протестантку. Она раздавала листовки у ювелирного магазина. Подошел, чтобы поздороваться. Она его не узнала.