Литературный журнал

Почти весь июль стояла жара под тридцать – ни ветерка, ни дождинки. Днём в палате приходилось закрывать окна, чтобы не валил зной, но это помогало мало. Пережидали по-разному: соседки спали или разгадывали сканворды, а Ольга Петровна просто лежала, смотря то в потолок, то на трещину в голой жёлтой стене. Не было ни настроения, ни сил – скакала температура, мучила слабость, а в голову будто напихали ваты. Мысли пробивались сквозь вату разные, но в основном беспокойные: как там Женька один, что кушает, поливает ли огород...
Можно сказать, Ольге Петровне и её соседкам повезло: подхватили заморскую заразу летом, когда пандемия пошла на спад. В разгар, медсёстры говорят, все коридоры были заставлены койками, а потом уже и вовсе никого не брали. Сейчас мест хватает, свозят со всей области – после «оптимизации» где-то больницы позакрывали, где-то оставили лишь фельдшерские пункты. Может, вернут со всей этой историей, хотя вряд ли. Плакаты вон только вешают «Спасибо врачам-героям», да «Мойте руки»…
Проблемы российского здравоохранения, а также образования, транспорта и ЖКХ в палате обсуждались регулярно – по вечерам, когда спадала жара. Вывод по любой теме был всегда одинаков: всё плохо, а будет ещё хуже. Разговоры о личном тоже не добавляли оптимизма: мужья-обманщики и алкоголики, болячки, высокие цены, копеечные зарплаты… Раз Ольга Петровна попробовала перевести общение в более радостное русло – рассказала о своей неразлучной парочке Мурке и Мурзе (как они там тоже без неё?). Соседки поддержали, поумилялись сначала, а потом всё вошло в привычную колею – кто у кого из питомцев чем болел да отчего умер. Больше Ольга Петровна в общих разговорах не участвовала.
– Девочки-красавицы, надеваем масочки, выходим! – по коридору задребезжала тележка с тарелками, везли обед. Больничное питание тоже было горячей темой, но Ольга Петровна считала, что кормят вполне прилично: и борщ с мясом бывает, и настой шиповника, хоть и жиденький – витамины. Впрочем, от голода она не страдала: во-первых, особо не было аппетита, а во-вторых, Женька через день приезжал проведать мать и привозил по пакету съестного. Ольга Петровна всегда делилась с Верой Михайловной напротив – та из дальнего посёлка, родственников нет…
«Мам, сегодня как всегда, жди», – мигнул экран сообщением. Ольга Петровна улыбнулась – молодец Женька, заботливый парень вырос, сердце радуется. Вечером приехал, постоял под окнами, сказал, всё хорошо, ест тушёнку и пельмени, огород поливает, а Мурзя на днях притащила воробышка, еле удалось отбить. Потом Ольга Петровна скинула верёвку, и сын привязал к ней красно-белый пакет из «Пятёрочки» – это была Женькина идея, чтоб не передавать гостинцы через дежурную медсестру, благо, второй этаж. Соседкам она тоже понравилась, и работа для верёвки находилась каждый день.
Следующее утро началось с неприятностей: в больнице из-за аварии отключили воду, а лечащий врач Ольги Петровны и её товарок по палате – всегда приветливый и внимательный завотделением – сообщил, что уходит в отпуск. Вместо него пришёл другой, немногословный и пузатый. Зашёл к ним на минуту, никого не выслушал и не послушал. И хотя в «красной зоне» все доктора выглядели в защитных костюмах как космонавты, меткое прозвище от соседок Ольги Петровны получил только этот – стал Телепузиком. В разговорах дня с большим отрывом теперь лидировали темы про равнодушие врачей и упадок медицины в целом.
Вечером Ольге Петровне стало хуже. Поднялась температура, из-за кашля было трудно уснуть. А когда чуть полегчало и провалилась было в сон, сквозь дрёму вдруг прорвалось недовольное, бессильно-злобное:
– … и карточку швырнула мне чуть не в лицо, и ухмыляется, зараза!
– Хватит! Сколько можно? – вырвалось у Ольги Петровны. – Только и знаете, что о плохом, а хорошего нет, что ли, по-вашему, ничего вокруг?
– А что хорошего-то? – пожала плечами Вера Михайловна. – Куда ни придёшь – нахамят. Телевизор включишь – хоть вешайся. Видать, живёшь хорошо, ну а мы – как все!
– Но ведь и радовать что-то должно…
– Да что тут радовать может? Стены больничные? Только и видим их целыми днями, а больше смотреть не на что…
Ольга Петровна отвернулась. Трещина чёрной змеёй тянулась по стене. Ольга Петровна закрыла глаза. «Господи, неужели так всё и…» – подумалось ей, и в эту минуту вдруг за окнами ударил гром. Застучали, забарабанили капли – сначала робко, потом сильнее, свежее, яростнее. Голоса соседок стихли. Потянуло долгожданной прохладой. Под шум дождя Ольга Петровна не заметила, как уснула.
Наутро её разбудила медсестра, вошедшая в палату с градусниками:
– Ну как, милая, получше, вижу? Олег Иванович заходил к вам вчера, а вы уже спали. Он тут у нас до одиннадцати просидел – истории изучал да назначения писал…
– Да, получше, спасибо, – улыбнулась Ольга Петровна, а про себя подумала: «Вот вам и Телепузик…» Она потянулась за телефоном: сегодня должен прийти Женька, нужно его кое о чём попросить…
Из пакета, поднятого за верёвку, кроме коробки яблочного сока, мандаринов и печенья, Ольга Петровна достала букет полевых ромашек:
– Ну вот, девчонки, вам и красота! Будем любоваться!
Сок выпили всей палатой, а из коробки, отрезав верх, Ольга Петровна соорудила вазу. Белоснежные, с яркими жёлтыми сердечками цветы поставили на подоконник. Стало чуть уютнее, светлее, будто бы по-домашнему… Нет, чуда не произошло, и разговоры о плохом не прекратились, но в тот день у всех случилась радость – пусть маленькая, но радость.
Через три дня Ольгу Петровну выписали.
Ромашки в вазе из-под яблочного сока простояли на больничном подоконнике ещё две недели.