Вдруг вышло солнце. Алый закатный луч резанул по разводам автобусного стекла и растёкся по табличке над сиденьем кондуктора — «Не занимать!»
Стало холоднее: «Ху!» — изо рта шёл пар. Жека дунул на озябшие без перчаток руки и сунул правую ладонь в левый рукав куртки, а левую — в правый.
Хорошо бы к ночи пошел снег.
Раньше Жека часто загадывал — если снег в новогоднюю ночь, то год будет счастливым. Пятнадцатилетний парень не верил в снежное благословение, но всё равно ждал. С лязгом складывались и распрямлялись двери. Люди с бесчисленными пакетами торопливо спускались в нутро бирюзово-сумеречного города, заходили новые — с добрым жаром заката на лицах. Только Жека покачивался на насесте заднего сиденья. Пламя ярче, чем у красноликих людей, расцветало у него внутри.
— Как это не будешь дома встречать? А где будешь? — мама подхватила доску и ножом сдвинула с неё горку резаной вареной картошки — клейкая пирамида упала не в салатницу, а в кастрюлю с очистками. Мама нахмурилась. — С теми, с которыми на курсы ходишь?
— Куда он собрался? — крикнул отец, стоявший на табуретке у антресолей. Новая ёлка с иголками из клеёнчатых полосок разлапилась у дивана.
Сестренка тянула тонкие руки, чтобы принять коробку с игрушками:
— Папа, давай не будем дождик и мишуру вешать. Одни игрушки. Так сейчас модно.
— Женя! Куда? А ёлку наряжать? — отец вытянул шею и пытался заглянуть в прихожую, где топтался одетый Жека.
— Бабушка придёт! Она расстроится! Это же семейный праздник! — вторила из кухни мама.
— Каждый год одна и та же скукота! Хоть раз у друзей останусь! Я уже взрослый. И если что — звоните. С наступающим! — Жека поскорее хлопнул дверью, отрезав родительские сомнения и возражения.
Они не были друзьями. Просто ездили на одном автобусе в пединститут — на курсы для старшеклассников, поступающих на биологический факультет. Три девушки и два парня — пять одиноких душ, объединенных лишь проржавевшим рейсовым ЛиАзом и желанием стать учителями. Зато они не ляпнут некстати: «А помнишь, как Жека в седьмом классе на спор из окна выпрыгнул?» Потому что для них за высокими и свободными фигурами будущих студентов не маячили призраки неловких первоклашек.
Парня звали Руслан. А девушек — Катя, Саша и Варя. Катю с Варей Жека до сих пор путал, а вот Сашу запомнил, потому что именно она предложила, похлопывая рукой в разноцветных фенечках по обтянутому джинсой бедру:
— А давайте Новый год вместе встречать! Родаков не будет — приходите.
— Вечеринка у Сашеньки дома! Гуляет весь район, гуляет вся школа! — радостно отозвался Руслан.
— Нет, школы не будет. У меня в классе одни дебилы. Будут только свои, — Саша произнесла «свои» с придыханием, интимно и нежно. Жеке очень захотелось стать «своим» или хотя бы казаться им, поэтому он приобнял девушку за плечо, притянул к себе и захохотал:
— Решено! Тусим у тебя! — десятиклассник Женя Сафронов так бы не посмел, а Жека-студент смог.
— Конечная. Просьба освободить салон. Всего вам доброго, — автобус подпрыгнул на последней кочке и остановился, кока-кола в рюкзаке перестала хлюпать. Жека вывалился на морозную улицу и огляделся – в этих краях он никогда не был и, где искать дом Саши, не знал. Гнаться за торопливыми людьми-муравьями постеснялся, поэтому вытащил из кармана сложенную бумажку с номером и сосредоточенно запикал кнопками телефона.
— Алё, Саш? Ждёшь? Как дом найти? На остановке, где ещё. С мобилы, конечно. Объясняй давай! — Жека выслушал порцию заслуженных восхищений по поводу наличия у него сотового и направился по ледяному бесснежному тротуару к серым панельным домам, ведомый щебетавшим «навигатором».
Перед тем как зайти в подъезд, нажал кнопку отбоя и набрал ещё один номер:
— Алё, мам, я добрался. Да, у Саши. Да, с курсов. И ребята здесь. Конечно, не будем. Приду утром. Всё. Пока.
«Белая скатерть,
Разбитые блюдца.
Девочка плачет,
Девочки смеются», — немилосердно орало радио. Саша встретила в прихожей, сунула под ноги растоптанные клетчатые тапки.
— Саш! А в фильмах не разуваются!
— О-окей, я тебе тогда потом дам щётку, и будешь сам все ковры чистить. Проходи быстрее и помоги гирлянду повесить, — Саша вальяжно скрылась в комнате.
Пахло пивом и варёной колбасой. Кругленькие Варя и Катя давили на кухне в два тупых ножа палку «докторской». Обе в одинаковых новогодних флисовых колпачках и тёмных колючих свитерах. Точно, Катя в очках! Или это Варя…
— Жека, привет! Отнеси в гостиную тарелку с колбасой…
Руслан на фоне красно-жёлто-черного ковра потягивал из бутылки светлое и пялился на усы Игоря Николаева по ту сторону экрана.
— Смотрит всякую фигню. Приходится радио врубать, — пожаловалась на него Саша, распутывая гирлянду. Игорь Николаев печально взирал на фонарики в пластмассовых разноцветных плафонах, явно не одобряя такое мещанство — в его студии загадочно поблескивали сотни крошечных голубых лампочек.
Хлипкий журнальный столик на тонких ножках чуть не упал в обморок, когда Жека бахнул на него свою двухлитровую колу.
— О-о-о-о! — одобрительно загудел Руслан, — а я всем по пивку взял. И чипсов.
— Под чипсы тарелку надо. Может, кастрюлю принести? — озаботилась Саша.
— Их надо есть из таких больших, стеклянных фиговин… Ну, как круглый аквариум, — пробовал объяснить Руслан.
— Без тебя знаю! — осадила Саша знатока модного стиля. — Аквариум есть только квадратный. Но он грязный и на балконе. Поэтому сойдет и кастрюля. Чтобы в центре стола стояла. А то ты один всё сожрешь!
Руслан довольно захихикал.
— Давайте пиццу закажем, — приунывший и голодный Жека, которого не впечатляли чипсы и бугристые ломтики колбасы, прилаживал на кислотную репродукцию Шишкина не желающие гореть фонарики.
— Пиццу? Реально? Как в «Друзьях»? Просто позвоним, и нам привезут? Так можно? — прибежали с кухни Варя и Катя, облизывая колбасные руки.
— Ну да. Отец себе в автомастерскую заказывает, если не может приехать на обед.
— Так дорого же, наверно! — вздохнула Саша.
— Я заплачу,— Жека прикинул, что денег впритык, но должно хватить. На него смотрели так, будто Филипп Киркоров не танцевал сейчас в перьях на экране, а шагнул прямиком к ним, в эту крошечную, подслеповатую, сырую квартирку, набитую коврами и пыльным хрусталём.
Потом они пили горькое и с непривычки невкусное пиво из фужеров на длинных ножках. Делили на десять частей остывшую, сухую пиццу. Зажигали бенгальские огни, от которых было больше едкого серого дыма, чем искр. Болтали о фильме «Звонок», хотя никто из них его не смотрел. В опустевшие фужеры Жека разливал колу. Она смешивалась с грубым пивным запахом и напоминала детское лекарство от кашля.
Варя и Катя с двух сторон обнимали Руслана. Саша вдруг почему-то оказалась в махровом коротком халате, похожем на грязное полотенце. Жека смеялся, хватал её за голые коленки. Внутри у него было пустынно и стыдно: «Зачем я вообще здесь? Почему все эти чужие люди ведут себя так, будто мы друзья? Будто нам весело? Будто мы взрослые? Взрослые. Взрослые. Взрослые. К чёрту всё, домой хочу!»
— Сашка, а слабо стриптиз под гимн? — ржал Руслан. И раскрасневшаяся, растрёпанная Саша кривлялась под звуки оркестра.
Жека вспомнил, как торжественно эти минуты проживались в семье, как сестра подпевала, как радостно поднимали бокалы, искренне улыбались родители… Две смски дзинькнули одна за другой — «С Новым годом, сынок!»
Он стряхнул тапки, набросил куртку и метнулся за дверь.
Во всё небо бахал салют. «С Новым годом!» — кричали ему из окон. Сыпалась мелкая снежная крупа, запутывалась в волосах, оседала на меховом воротнике куртки. Всё больше и больше. Жека бежал по гремящему, бессонному городу туда, куда уехал последний автобус. Через несколько кварталов он перешел на шаг.
Ни один сапёр не был так осторожен, как Жека, поворачивающий ключ в замке. Дом спал. В тёплой темноте щетинилась ёлка. Под ней белела пара коробок. На одной из них Жека разглядел знакомого с детства жучка — букву «Ж», опустился на колени — сердце будто перевернулось и сморщилось, где-то совсем рядом дрожали слёзы. Провёл двумя руками по волосам, грустно улыбнулся и не заплакал.