Литературный журнал

Те, кто читали предыдущий роман Ивана Шипнигова – «Стрим», возможно, помнят, что там был такой второстепенный персонаж – писатель, который пишет «непонятный роман». Непонятный роман сейчас перед нами. По сравнению с первым, «Непонятный роман» на порядок сильнее, выше/глубже и серьезнее. Сразу предупреждаю: любителей беллетристики просьба не беспокоиться – никакого внятного-понятного сюжета здесь нет! Зато есть два дня из жизни автора (да, это автофикшн), слившиеся в один, в котором уместились вся его жизнь, творческий метод, уникальный и сложный характер и большая любовь к жене Соне (ей, кстати, роман и посвящен). В «Непонятном романе» всегда будет только так, как хочется автору, а не как хотелось бы некоторым читателям; автор упрямо лепит свой художественный мир.

Чуткость Шипнигова к разговорному языку была очевидна уже по «Стриму» (Шипнигов, кстати, выпускник филфака МГУ). Почти вся текстовая ткань нового романа выткана из диалогов (36 глав), еще три главы – монологи главного героя. По мере чтения начинают проявляться, проступать сквозь диалоги две сюжетные линии, сплетенные настолько плотно, что переходы между ними не всегда заметны. Первая: два друга – Иван и Леонид (Лёнич) – отправляются однажды августовским поздним вечером в лес, чтобы искать клад, но не конкретный; важен сам процесс поиска, а не его результат: «Путь важнее цели. Поиск важнее клада». То (неизвестно что), что искали, они не найдут, но найдут много всего другого; потеряются во времени и пространстве, причем Иван постоянно упоминает о завтрашнем интервью известному (но не названному) блогеру-ровеснику. И вот вторая линия: видео-интервью этому блогеру (там еще редактор и помощники в студии), но только оно происходит не завтра, а параллельно блужданиям в лесу.

Что касается времени и пространства, то автор над ними не просто иронизирует, а откровенно издевается. Мало того, что у него двое суток слились в одни (вчера-завтра-сегодня здесь слова-синонимы), но и среди дня может быть совсем темно; и начинает светать, когда еще не успело стемнеть. Так, у него все главы, помимо названий, имеют точное указание на время: все начинается в 00.00 и заканчивается в 00.00, а внутри всякие 5:25, 11:44, 16:49, 22:17… Глава, обозначенная 19:14, называется «Завтрак в Ирбите», герои там действительно завтракают, вот такой временной оксюморон: «утро наступает совсем не тогда, когда ты его ждешь». И не самый большой спойлер, если расскажу, что за эти сутки, которые начались в августе, наступит холодные осенний вечер, наметет изрядные сугробы, а потом наконец-то запоет весенняя птичка. Автор смело устраивает в романе свои особые время и пространство, которое тоже хитро устроено, вот как, например, по подмосковному лесу друзья дошли до Ирбита: «...но мы отъезжали от МГУ в летних сумерках. Потом на Лосе настал осенний вечер. А теперь мы где-то, как ты говоришь, на Урале, и сейчас зимняя ночь!!» – удивляется Лёнич.

На первый взгляд роман может показаться несколько мутным, первые страниц 50 надо просто перетерпеть. Вот как будто заходишь в темную прихожую, а там не очень приветливый автор-хозяин что-то невнятное себе под нос бормочет, да еще бутылка коньяка у него в руке (это сквозная деталь), и уже хочется отступить к дверям, а автор хватает за рукав – не уходи, мол, это «самое плохое, когда уходят», и уже хочется сделать вид, что ошибся дверью (то есть книгой). Но я упрямый читатель, а такого читателя хозяин затаскивает к себе в гостиную, а тут уже очень любопытно, и начинается серьезный и важный разговор в несколько сумбурном и странном стиле. И если внутренне смириться и принять все эти невозможные правила игры, довериться авторским интуициям и метафорам, то будет вам сказочное счастье и откроется небывалый ранее художественный мир. А самых внимательных читателей хозяин может пустить и на балкон, а оттуда такой восхитительный и мерцающий, наивный и добрый мир, что только успевай дышать. Повторюсь: многое зависит от настройки читательского восприятия! «Непонятный роман» – да, это такая книга-дом, в котором автор спрятался. Чувство дома и мотив «спрятаться» проходят через весь роман: «Все съемные квартиры я всегда воспринимал как дом. То есть дома нет, но ощущение дома есть». И оно явно присутствует в самом романе.

«Непонятный роман» очевидным образом поколенческий текст – поколение тех, кто родился в конце 80-х. Много бытовых примет времени: «Помнишь “Черкизон”? А “Горбушку” помнишь?!»; обилие названий магазинов: «Дикси», «Пятерочка», «АШАН», «Икеюшка», «Верный»; мороженое по 13 рублей в нулевые, а нутелла как будто по страницам размазана. В плане бытописания будней с точной фиксацией цен на продукты Шипнигов – достойный литературный сын Романа Сенчина. Но важнее, разумеется, настроения поколения. Здесь и определенная музыка: «Ария», «Агата Кристи», Скриптонит, Хаски и много явно неопознанных мною цитат. Здесь и перестроечное детство в сибирской деревне, и годы жизни в общежитии МГУ, и даже университетский студенческий лагерь между Туапсе и Сочи. Роман нежный и грустный, роман-прощание с юностью («юность эту всю непонятную жалею») и благодарность ей, принятие своей взрослости и ответственности за свой «дар»: «даром нужно именно распоряжаться, владеть, управлять. Быть хозяином, собственником, инвестором. Дар нужно использовать, а не выкидывать на помойку».

Тема литературного «дара», своей особой повествовательной манеры – одна из главных в этом как будто не кончающемся разговоре. Вот блогер, берущий у героя интервью, сетует: «Ни плана, ни структуры, все в кучу, ничего не понятно. Одни сплошные непонятные ощущения…». Но именно такова «органика» Ивана, и поэтому в романе-самопрезентации доминирует его осознанно сумбурная манера, его тип творческого сознания, построенного на ассоциациях и метафорах, на перескоках с одной темы на другую: «...слишком много всего хочется сказать, я перескакиваю с одного на другое, в разные стороны, и в итоге многое важное так и не проговариваю. Но, может быть, это потому, что оно непроговариваемо вообще…». «Прямо как в твоем втором романе», – реагирует собеседник. Второй – это и есть «Непонятный роман». С одной стороны, повествование в разных направлениях, с другой – все смешать. «...Я люблю смешивать, да. Смешиваю, смешиваю, смешиваю, смешиваю». Интервьюер неоднократно просит его рассказывать «нормально»; но с Иваном это не работает – он продолжает искренне, уверенно и невозмутимо говорить в своей манере. «– Ты же писатель, ты можешь что-нибудь простое и понятное придумать? – Простое и понятное запрещено». И все собеседники Ивана в итоге вынуждены смириться, подчиниться его принципиальности и творческой доброжелательности и неизбежно оказаться в том художественном пространстве, что он транслирует. «– ...Ты постоянно перескакиваешь с темы на тему. Или, наоборот, бесконечно долго подходишь и никак не можешь подойти к какой-то одной теме. Блин, я уже начинаю говорить, как ты. И мыслить так же… – Ты говоришь, как Соня. А Соня говорит, как я. Вы все в плену моего бесконечного интервью». Кстати, вводное слово «кстати» (мне весьма симпатичное) встречается в речи Ивана очень часто, а оно, как известно, маркирует появление новой темы.

Новый роман Шипнигова литературен не только рассуждениями о «даре» и его демонстрацией, но и погружением в широкий контекст русской прозы. Когда друзья оказываются в овраге – речь неизбежно заходит про Чехова (рассказ “В овраге”), а потом их диалог неожиданно выходит на сравнение с пелевинским «Затворником и шестипалым», в электричке вспомнятся ерофеевские «Москва – Петушки», а уж параллелей с Толстым не счесть, начиная с женитьбы на Соне. В интервью Иван, говоря про истинное в искусстве, ссылается именно на Толстого: «Одно из моих любимых мест – итальянские главы, когда Анна с Вронским в Италии познакомились с русским художником Михайловым. Через него Толстой формулирует свое отношение к искусству. Ненастоящий художник Вронский считает хорошей ту картину, что как можно больше походит на другие, уже известные хорошие картины. И так же считают примерно все вокруг, даже Анна. А настоящий художник Михайлов просто не понимает, какое значение имеет похожесть или непохожесть картины на что-то, если она вдохновлена непосредственно тем, что есть в душе, и фигуры в ней живые и невыразимо сложные. Сейчас ты меня подколешь, что я сравниваю себя с Толстым».

Очевидно, что по сравнению со «Стримом» второй роман и сделан по-другому, и устроен гораздо сложнее. В интервью речь заходит непосредственно о сопоставлении романов:

– …Почему в первом романе у тебя все разные, а во втором все одинаковые?
– Если в романах все будут разные, то романы получатся одинаковые.
– Ок… А вот еще, почему этот роман такой маленький?
– Я убрал лишние слова.

Как признается автор, «я написал свой первый роман, книжку с ошибками, всего лишь для того, чтобы вам, интеллектуалам, было смешно». А «Непонятный роман» в первую очередь – о серьезном, хотя смешного в нем тоже немало, объектом насмешки и иронии становится прежде всего сам Иван, и его самоирония довольно безжалостна.

Герой странный и наивный, добрый и до нелепости сентиментальный, хотя и вызывает раздражение у собеседников, но одновременно привлекателен своим особым восприятием мира, своей впечатлительностью и идеализмом. Но он умеет быть настойчивым и упрямым, уверенным не столько в себе, сколько в своем писательском таланте. Его стесняются близкие, его выгоняют с разных работ, отправляют к психологу – такое его не особо огорчает. Неоднократно от собеседника в адрес Ивана прозвучит: «Если бы я тебя не знал так хорошо, я бы подумал, что ты троллишь». Он существует в категориях интуитивного восприятия окружающего, живет и действует «по ощущениям» и предчувствиям. Монологи его (особенно рассказы про депрессию) полны самоанализа, а эскапизм, стремление спрятаться («мы не заблудились, мы спрятались») связаны, скорее, с охраной своего «дара».

В «Непонятном романе» много любопытного, например образ Москвы. Но вот неожиданно заметная роль отведена… единорогам. Во-первых, для Ивана единорог – это «манифестация наивности». Во-вторых (спойлер), они неоднократно появятся в лесу. И в-третьих: «Когда мыслей становится много, я представляю их в виде единорожиков. Так им удобнее разбегаться, но и мне так удобнее за ними смотреть. Много мелких единорогов бежит в темноте, но они светятся, и я любуюсь ими и радуюсь». Эта метафора, кстати, идеально описывает композицию романа.

Не может не вызвать симпатию неистребимая вера Ивана в «хорошую» и «добрую» женщину:

– Я сейчас в поддержку позвоню, и хорошая женщина пришлет нам машину.
– Лимузин с шариками и с шампанским. Нет, лучше сразу с коньяком.
– Да ладно тебе. Не отвечает поддержка почему-то.
– Интересно, почему. Хорошая женщина спит, наверное…

Нельзя не заметить и парящий в правом верхнем углу обложки вопрос: «А про свадьбу будет?» Есть и про свадьбу. А жена Соня для Ивана – «фея справедливости», и с каждой страницей ее в романе становится все больше. Рефрен «Соня говорит» мог бы утомить, но он про нежность и любовь, любовь романтическую, но и уютную, домашнюю: «Мы с ней вместе стремимся к празднику. А потом понимаем, что мы и есть друг для друга праздники». Соня – детская писательница, и эта семья еще и творческий союз: «Наша страсть к ласкательным суффиксам не всегда доводит нас до добра. Мы ласкаем и одушевляем практически каждое слово. У нас есть, к примеру, даже “персонажики” – это персонажи, которых особенно жалко». Именно в такой семейной атмосфере герой, продолжая свой самоанализ, достигает ощущений полноты и гармонии: «Мне постоянно всех жалко. Но себя все равно не жалко, потому что с моей Соней и с моими единорожиками я теперь самый богатый человек. … Я люблю Соню и свет, единорожиков и персонажиков, а они все любят меня».

Есть книги, которые лучше читать вслух; тем более, когда в тексте только устная речь и роман уже почти не отличим от пьесы. А Шипнигову удалось ухватить речь очень живую, в языковом отношении роман безупречно реалистичен. Читать «непонятное» бывает не просто, но зато именно оно дарит шанс получить новое. И если «Непонятный роман» – это дом, то полюбуемся немного видом с его балкона: «Отсвет последних вещей освещает наш путь. Однажды мы растворимся в сиянии, а пока достаточно отсвета, отзвука». Новый роман Ивана Шипнигова, автора, у которого «сказка и праздник всегда в голове», как раз вдохновляет присмотреться к «отсветам» и прислушаться к «отзвукам».