Литературный журнал

Владимир Герасимов — прозаик, член Совета молодых литераторов. Постоянный член жюри областного конкурса юных поэтов и прозаиков «Литературный дебют» (Кострома), наставник начинающих авторов. Живёт и работает в Костроме.

Глава 1

Шум подъезжающей к дому машины раздался намного раньше обычного. На спокойном лице Зои Федоровны слегка отразилось волнение. Хозяин уже вернулся, а когда он возвращался не вовремя, это всегда сопровождалось какими-нибудь неприятностями.
Дверь резко открылась и в прихожей появился Мухоморов. Едва взглянув в его сторону, Зоя Федоровна поняла, что была права.
 — Добрый день, Петр Сергеевич, — бесцветным голосом произнесла она. — Что-то вы сегодня рановато…
 — Мое дело! — злобно швыряя куртку на вешалку, проворчал Мухоморов. — Когда хочу — тогда и возвращаюсь! Своему мужику будешь выговаривать!
 — Я не выговариваю, — устало возразила женщина.
 — Вот и нечего!
Мужчина быстрым шагом прошел на кухню, плюхнулся на стул и привычным движением включил пультом телевизор. Угрюмова в это время взяла плечики, аккуратно одела на них брошенную одежду и повесила на вешалку.
Закончив, она уже хотела уйти, но тут раздался голос с кухни:
 — Подойди сюда!
По телевизору весело гонялись друг за другом кот и мышонок из американского мультфильма, но Петр Андреевич смотрел на это веселье невидящими глазами. В его привычке было всегда включить телевизор, но никогда его не смотреть.
Зоя Федоровна встала рядом и терпеливо ждала. Мухоморов исподлобья посмотрел на нее.
 — Садись! — бросил он. — Не крепостная ведь!
Он криво усмехнулся.
 — Хотя, неплохо бы то время вернуть! Чтобы все такие послушные были. Вот ты — он посмотрел прямо в ее бесцветные глаза, — почему такая послушная? Объясни.
 — Я у вас работаю, мне нужно дочку выучить…
 — Вот! — поднял Мухоморов вверх указательный палец. — Соображаешь, что с работой сейчас плохо, твой на свои копейки один семью не вытянет. Да еще раздолбай ваш по тюрьмам слоняется, как по вахтам ездит! И поэтому ты послушная!
Он встал, резким движением открыл дверцу одного из шкафчиков кухонного гарнитура, достал оттуда бутылку дорогущего коньяка и плеснул его… в рюмку.
 — Не люблю эти фужеры! — пробубнил он. — По мне так: что проще, то и лучше!
Выпив залпом, он повернулся к собеседнице. Его глаза продолжали метать молнии.
 — Так, о чем это я? Ах, да, про послушание! Представляешь, приехал я сегодня на свой завод, а у меня целый цех на работу не вышел!
 — А что случилось?
 — Обожрались, вот что случилось!
Он возмущенно топнул ногой.
 — Вчера пришли ко мне целой делегацией в кабинет, умоляли, мол, Сергеич, жрать нечего, дай хоть сколько-нибудь. А я что, зверь какой что ли? Думал они порядочные, выдал им немного — а они теми же ногами в магазин. Только не в хлебный!
Зоя Федоровна молча слушала. Эти беседы были обычным делом, она давно к ним привыкла. Привыкла и что Мухоморову в этих разговорах собеседник был не нужен.
 — Так и ладно бы мужики, от этих чертей что угодно ожидать можно. Но ведь бабы! Цех-то женский! А ведь у них тоже дети, им тоже нужно держаться за работу. Время-то такое сейчас, что выкину их — заревут. И ко мне же в итого назад и приползут!
 — Так зарплаты задерживают… Люди на нервах.
 — И что, что задерживают? Везде так, я один, думаешь, такой? Вон у Лехи Груздева на пилораме уже девятый месяц ничего не давали — и что! Время сейчас такое, пояса надо затянуть — а они выклянчили копейку и тут же пропивать побежали. Так я виноват? Я им глотки заливаю?
Он плеснул еще в рюмку.
 — И вот ты мне скажи: за что этих животных уважать? Постоянно у меня чего-то просят — и все недовольны. Что хоть вам всем надо от меня? Неужели я для этого столько лет по рынкам гонял за китайскими трусами, на всем экономил, потом этот никчемный заводишко выкупил — чтобы вот так вот в пятьдесят лет на нервах исходить? Думал, что вот, наконец, поживу, тихо, спокойно — но нет же! — он треснул ладонью по столешнице. — Теперь всякие деревенщины кровь портят!
Он посмотрел на спокойное, без всяких эмоций лицо Угрюмовой и махнул рукой.
 — Да что с тобой говорить. Такая же как они. Только послушная.
И даже заканчивался разговор как обычно, теми же самыми словами. Зоя Федоровна машинально поднялась, чтобы уйти.
Мухоморов довольный смотрел ей вслед. Внезапно, что-то вспомнив, он снова стал серьезным.
 — Светка-то как там?
 — Как обычно, — не оборачиваясь отвечала Угрюмова. — Сидит со своими картинками…
 — Хорошо, — кивнул Петр Сергеевич. — Вот и пусть сидит. Дома полезнее ей…
Оставшись один, он некоторое время с недовольным видом смотрел в окно. Все его раздражало. Но больше всего не давали покоя два котенка от уличной кошки, которые резвились на пыльной дороге прямо перед домом. Уж сколько раз он гонял их, но упрямые животинки все равно приходили на прежнее место. Единственное, что его слегка радовало так это то, что раньше зверьков было трое, и он недавно, изловчившись, сумел-таки придавить одного из них на своем внедорожнике.
Плюнув в сторону ненавистных котят, он снова взял в руку бутылку. Рассматривая ее, он презрительно ухмыльнулся.
 — Цена одной этой бутылки выше, чем любая из зарплат каждого из этих голодранцев, — пробормотал он и плеснул себе в третий раз.

* * *

Прошло несколько дней. В кои то веки Петр Сергеевич возвращался домой в приподнятом настроении. На фабрике удалось навести порядок, все, кто нужно, были строго наказаны и лишены месячной премии. Конечно, эта мера с лихвой покрывала ущерб, нанесенный однодневным простоем, и именно это радовало Мухоморова больше всего. На самом деле, он был очень даже не против таких самоволок со стороны своих работников, так как это позволяло ему лишний раз их ободрать.
Но вот, открыв дверь в прихожую, он сразу ощутил в воздухе запах, чужой запах, однако, тем не менее, до боли знакомый. Аромат этой туалетной воды он ненавидел с той же силой, как и ту, кто ею пользовался. Он что-то пробормотал, привычно швырнул пиджак — Зойка повесит как надо, зря ей деньги платят что ли! — и мрачно побрел в зал.
Так и есть! Вот она, сидит в кресле, его кресле, кресле хозяина дома! Высокая статная старуха, прямая как палка, со строгим невозмутимым лицом. Ее большие черные глаза недовольно сверлили его.
 — Мог бы и встретить мать! — вместо приветствия металлическим голосом проговорила она. — Не стыдно, что старуха должна по вокзалам с сумками корячиться.
 — Могла бы и позвонить! — огрызнулся Мухоморов.
 — А я звонила. Вчера.
Она медленно поднялась с кресла и подошла к сыну. Петр Сергеевич никогда не любил стоять рядом с матерью, потому как она была намного выше его, к тому же он уже изрядно сгорбился, а у нее даже в восемьдесят лет была безупречная осанка. Вот и сейчас он машинально попятился в сторону.
Анна Михайловна, увидев это, усмехнулась, чем еще больше разозлила Мухоморова.
 — Зачем приехала-то? — рявкнул он.
 — Не беспокойся, надолго не задержу, — ее лицо слегка помрачнело. — Время мое заканчивается. Надо кое-какие дела в порядок привести, а то могу не успеть.
 — Не помирать ли собралась? — его так и подмывало добавить «здесь», но он сдержался.
 — А ты что, вечно что ли жить собрался? Вон посмотри, уже седой весь, морщины те же…
 — Не твое дело! С моей жизнью давно поседеть можно было. С утра до вечера только и следить, как бы мерзавцы разные не обобрали! Раньше думал, что заработать денег тяжелее всего, а теперь понял, что сохранить от ворюг намного сложнее!
 — А сам-то скольких обобрал? Или мне будешь сказки рассказывать, что все честно нажил? — старуха презрительно рассмеялась.
 — Замолчи! — сжав кулаки, подскочил к ней Петр Сергеевич, весь покрасневший. Мать спокойно смотрела на него сверху вниз.
 — Не хватало того, что на мать руку поднимать будешь!
 — Вот из-за тебя батька-то раньше времени в могилу-то и слег! — прошипел Мухоморов. — Всегда вот ты такая была непослушная! Все по-своему делала!
 — Батьку твоего водка и девки до могилы раньше времени довели, а не я! Был бы человеком — до сих пор жил бы. Хотя, кому это говорю!
Мухоморов заставил-таки взять себя в руки.
 — В общем, дела делай — и уезжай! Мне лишние рты в доме не нужны, одной иждивенки достаточно! За неделю должна управиться — и давай. Зойка если что поможет.
И он, тяжело ступая, побрел наверх в свою комнату. Старуха молча глядела ему вслед.

***

Анна Михайловна не любила тратить время понапрасну, поэтому со всеми своими делами управилась довольно быстро. Конечно, не без Зои Федоровны, которая охотно согласилась помочь старой женщине.
 — С каждым днем все тяжелее становится, — неохотно жаловалась старуха, прогуливаясь с экономкой в небольшом саду позади мухоморовского дома. — Сегодня утром ногу свело, что хоть волком вой. Даже показалось, что уже коченею…
 — Ну что вы, Анна Михайловна! Рано себя хороните.
Старуха криво усмехнулась.
 — Пожить, конечно, еще хочется, но только не для чего и не для кого. Сыну я больше в обузу, а внучка — сама понимаешь…
Она остановилась и серьезно посмотрела в глаза Зои Федоровны.
 — Давно хотела тебе спасибо сказать, Зоя. Ведь я вижу, что весь дом на тебе держится. Если бы не ты, то Светочка окончательно пропала бы.
 — Вы слишком добры ко мне. Вашей внучке многого не надо, она умеет радоваться тому, на что мы давно перестали обращать внимание.
 — Я знаю. Ее неполноценность вышла в исключительную доброту. Если бы она жила со мной, в деревне, и я сама оберегала бы ее… Но здесь вся надежда только на тебя, что ты охранишь ее от этого жестокого и подлого мира.
Они немного прошли вперед молча.
 — Я его ни в коем случае не оправдываю, — снова заговорила Мухоморова. — Но он в один день потерял жену и получил умственно отсталую дочь. Это тяжкое испытание для любого. Его характер окончательно испортился, и, насколько я знаю, ни одна женщина с того времени не появлялась здесь.
 — Просто он не мог найти такую же.
 — Это как?
 — Валентина была очень послушная! — медленно отчеканила экономка.
Анна Михайловна поджала губы.
 — Да, это он любит, — пробормотала она. Ее лицо внезапно омрачилось, она слегка покачнулась.
Зоя Федоровна тревожно подхватила ее под руку.
 — Вы плохо себя чувствуйте?
 — Мне надо присесть, — слабым голосом проговорила старуха, кинув взгляд на стоявшую в нескольких шагах от них скамейку. — Что-то в глазах потемнело, давление, наверное… Зоя, помоги мне.
 — Я сейчас вызову врача!
Усадив Мухоморову, экономка достала из кармана мобильный и набрала в скорую помощь.
 — Да ни к чему это, — слабо возражала старуха. — Такое бывает… Мне нужны мои таблетки.
Но таблетки не помогли. Анна Михайловна просто не смогла их проглотить, они вывалились из ее слабого рта на землю.
Приехавший врач, проведя беглый осмотр, помрачнел. Повернувшись к Зое Федоровне, он сказал, что немедленно забирает Анну Михайловну в больницу. Потом слегка удивленно осмотрелся:
 — А где Петр Сергеевич? Вы ему еще не сообщили?
 — Петр Сергеевич на рыбалке. А когда он ездит на рыбалку, то телефон с собой не берет.
 — Очень плохо! Как только появится — пусть сразу же свяжется со мной.
Мухоморов вернулся поздно вечером, нетрезвый и очень довольный уловом. Сообщение о внезапной болезни матери его нисколько не взволновало.
 — Завтра съезжу! — заявил он. — В ее возрасте и не такое случиться может, ничего страшного.
 — Доктор сказал, что дело серьезное, — слабо возразила экономка.
 — Много твои доктора понимают! — проворчал Мухоморов. — Да и неужели сейчас выпивши поеду! На штраф налетать не больно хочется.
 — На такси…
Петр Сергеевич возмущенно воззрился на неугомонную прислугу.
 — Больше ничего не придумала! Больница на другом конце города находится, тем более, что уже вечер. Представляешь, какую цену заломят! Ты ее оплатишь, что ли?
Зоя Федоровна молча достала из кармана деньги и положила их на стол. Увидев это, Мухоморов, казалось, сам сейчас забьется в припадке.
 — Ты… ты что себе позволяешь! — прошипел он. Но глядя в спокойное лицо женщины, лишь злобно пыхтел с минуту, потом резко повернулся и потопал на второй этаж.
 — Сказал завтра — значит завтра! — рявкнул он уже наверху и громко хлопнул дверью в своей комнате.
На следующее утро он как ни в чем не бывало поехал на завод. Вел себя там обычно, скандалил и придирался, как внезапно зазвонил телефон.
Звонил врач, забравший Анну Михайловну и буквально требовал появления Мухоморова в больнице. С огромным неудовольствием тот все же поехал.
 — Удивляюсь такой беспечности, Петр Сергеевич! — неодобрительно заявил доктор. — Ваша мать в очень тяжелом состоянии. Ей необходимо срочное лечение.
 — А почему вы мне это высказываете? — искренне удивился Мухоморов. — Вроде бы вы здесь врач — вот и лечите!
 — В нашей больнице с трудом насморк вылечить можно, не говоря уже о сердечных заболеваниях. Необходимо специальное оборудование, дорогое лекарство…
 — Вот! — перебил его Петр Сергеевич. — Этого я и ждал! Как всегда, одно и то же! Лекарство, оборудование, деньги. А чем вы здесь вообще занимаетесь?
 — По-моему, вы плохо понимаете, что я вам говорю, — терпеливо объяснял врач. — Мы по нескольку лет аппараты для измерения давления выпрашиваем…
 — Так вы этим только и занимаетесь! Надо лечить, а не выпрашивать!
Доктор потер переносицу и мрачно вздохнул.
 — Эти разговоры ни к чему не приведут. Скажите прямо — вы будете лечить свою мать?
 — Лечить должны вы! У нее организм крепкий, выкарабкается!
Но Анна Михайловна не выкарабкалась. Этим же вечером она впала в полузабытье, слабым голосом что-то бессвязно бормотала, увядая с каждым часом. И через несколько дней, ранним утром, проснувшись, тяжело вздохнула и умерла.
Сын появился только вечером. Был конец августа, сумерки уже сгустились, и в комнате, где лежала покойница, стоял полумрак. Воздух, пропитанный лекарствами, резко ударил ему в нос. Мухоморов поморщился, но подошел к изголовью и некоторое время задумчиво смотрел на бледное лицо умершей.
Внезапно, глаза его сверкнули, на губах появилась легкая довольная улыбка. Он наклонился к самому уху мертвой и прошептал:
 — Вот ты и стала послушной! Дождался-таки. Больше никаких споров и недомолвок не будет. А будет теперь как я захочу! Всегда теперь так будет, как мне надо! Так-то!

Глава 2

Все хлопоты, связанные с похоронами, как, впрочем, и ожидалось, полностью легли на плечи Зои Федоровны. Она, как обычно, не возражая, принялась за дело. Единственное, что ее беспокоило, было опасение, что Мухоморов при своей дикой скупости будет жать каждый рубль, но тут он ее удивил, что случалось редко.
 — Трать столько, сколько потребуется, — заявил он. — Да, и не забудь насчет поминок. Проводы шикарные хочу устроить, приличных людей позвать. Так что смотри у меня, чтобы все четко было!
Прощание решили устроить в ресторане «Алмаз», принадлежащий Мухоморову.
Просматривая меню, составленное Зоей Федоровной, он одобрительно кивал.
 — Молодец, что много салатов включила! Как раз овощи в огороде созрели, на них хоть тратиться не придется. Так, — он нахмурился. — Винишка что-то многовато приписала!
 — Исходила из обычного расчета, — возразила экономка.
 — Из какого обычного? Из свадебного? Поминки и поскромнее быть могут! Да и хари у них треснут коньяк хлестать!
 — Вычеркиваем?
Мухоморов на секунду задумался, после довольный усмехнулся:
 — Да. Своими силами справимся. У меня самогонки полно, сама видела. И бутылки пустые я не зря оставлял! — он поучительно помахал указательным пальцем перед лицом женщины. — Сам разолью, каких надо красителей добавлю — вот и коньяк готов! Думаешь, там знатоки соберутся? Да им после первой стопки уже будет все равно какое пойло жрать!
Он счастливо потирал руки.
 — Повезло все-таки, вовремя матка померла! — внезапно добавил он. — Щуки как раз немеряно накануне наловил, помнишь? Это я к тому, что половину мяса можно рыбой заменить. Тоже, между прочим, экономия!
Девчонки, работающие в ресторане, нисколько не удивились, когда хозяин появился на кухне и вывалил перед ними груды полугнилых огурцов, остатки прошлогодней картошки и прочей ерунды. На стол перед поваром Лидой, дородной женщиной примерно сорока лет, приземлился огромный пакет с той самой пойманной как нельзя вовремя щукой.
 — Смотрите! — по привычке пригрозил он. — Пропадет хоть кусок — всех застегну!
 — Прямо бегом накинулись на твою тухлятину! — дерзко ответила Лида. — Нам здоровье дороже!
Мухоморов нахмурился.
 — Договоришься, Лидка, когда-нибудь! — проворчал он, и не дожидаясь очередной колкости, поспешно вышел из помещения.
Вечером в назначенный день у «Алмаза» собралась приличная толпа. Мухоморов в последний раз придирчиво осмотрел собранный стол и внутренне остался доволен, хотя продолжал хмурить брови, то и дело выискивая незначительные огрехи.
Когда гости расселись, то Петр Сергеевич первым делом незамедлительно призвал к принятию первой «поминальной порции». К чести его следует добавить, что пил он наравне со всеми то же самое, то есть свою же перекрашенную сивуху.
От крепленого суррогата гости быстро хмелели, во главе с хозяином. Совсем скоро в зале стал слышен пьяный смех и громкие непристойности, причем чаще всего они исходили от самого Петра Сергеевича. Дело дошло до того, что Мухоморов даже потребовал гитару.
 — Я такие песенки исполнить могу, что неделю краснеть будете! — орал он.
Гитару, к счастью не нашли, чем привели хозяина ресторана в крайнее раздражение. Он встал со своего места и, пошатываясь, направился туда, где сидели Зоя Федоровна с мужем Олегом.
Мухоморов сел напротив них и с минуту просто тупо смотрел. После вдруг расхохотался и громко стукнул ладонью по столу.
 — Эх, Олега, а ведь мы с тобой на одной улице росли, в одной деревне! Помнишь, вместе по лужам босиком шлепали, да палками крапиву хреначили, помнишь, да?
 — Помню, Сергеич, — смущенно соглашался Олег, теребя в руке вилку.
 — Потом повзрослели — юбки задирать девкам придумали! — Мухоморов подленько посмотрел в сторону Зои Федоровны. — А что, Зойка, думаешь? Интересовались!
Женщина лишь поджала губы, ничего не отвечала. Но Мухоморов не унимался.
 — А в то время твои родители, Олега, позажиточнее моих были. Немудрено это! Батька механиком в колхозе, мать — агрономом. То ли дело мы, Мухоморовы! Папаша с тремя классами только сторожем, либо стойло убирать, ну, матка поприличнее — учительницей. В одном платье три года ходила, да и то платье это сама шила.
Он злобно крякнул.
 — А вы барствовали! В город ездили на машине, от колхоза вам председатель давал, я ведь знаю! И вещи покупали, вещи! А не ткани и нитки с иголками! Потому что ученые были, с образованием, на хорошем счету. Но только вот, что я тебе скажу, — он грузно навалился на стол, — ничего на самом деле у вас не было! В такой же грязи, как и мы барахтались, только дома в трюмошке своей трехрублевой дипломчики свои выставляли, бумажки эти красивые! А у нас, между прочим, такая же дома трюмошка была, точности такая же! И хата такими же обоями была поклеена, точь-в-точь как у вас! Да у всей деревни так было, даже у председателя!
Он снова пьяно рассмеялся.
 — Но закончилось все-таки ваше времечко, закончилось! Развалились эти проклятые колхозы, эти фермы поганые никому не нужны стали! На людей как на людей глядеть начали. Что эти ваши вонючие бумажки, дипломы эти — что они значат? Кому они стали нужны?
Он, откинувшись и слегка выпрямившись, с презрением поглядел на Олега.
 — Вот я, например. Семь классов — и баста! Читать, писать научили — и ладно. А считаю получше многих из вас, — он обвел взглядом зал. — Вот таким как я дорога открылась — упертым, жестким! Настоящим мужикам! Мне дипломы не понадобились для того, чтобы сразу смекнуть, что к чему. Машинешку взял — самую плохонькую, дешевую — и на рынок, на склады. Тряпья набрал разного, там половину в довесок за просто так отдавали — и на базар. А нашим дуракам только и надо, чтобы поярче, как попугаям нарядиться — и рады по уши! А копейка-то шла! Шла копеечка-то! А потом валютку разрешили родимую. Ох, поднялся я на ней, на валютке-то!
Но главное то, что голова у меня всегда соображала! Никогда, никому никаких поблажек. Ни в чем! В канаве будет валяться, на глазах умирать — ничего не дам! И не потому, что я такой — а время пришло такое! Но это — мое время!
Он шумно выдохнул, непривычный к таким длительным речам и поднялся. Муж и жена, с кем он вел беседу, хмуро смотрели на тарелки перед собой. Им многое было, что сказать, но…
К Мухоморову подскочил какой-то пьяный.
 — Сергеич! Хлопни с нами!
 — Надо будет — хлопну! — рявкнул хозяин. — Ты что это, меня моим же пойлом угощать собрался?
Эта грубость вызвала новый шквал хохота. Другой гость, весь измазавшийся, начал нахваливать рыбу, желая польстить.
Мухоморов, любивший лесть не меньше чем деньги, охотно поддакивал.
 — Да, в этом году улов радует! Острожу — мама не горюй!
 — Так ведь это же браконьерство! — ехидно вякнул еще один пьяный.
 — Это для вас! А для меня — охота и рыбалка разрешены круглый год, потому как не чета я вам, голодранцы, ха-ха-ха! Правда, Иваныч?
Сидящий поодаль невзрачный мужичонка с мелкими бегающими по сторонам глазками угодливо кивнул. Это был главный инспектор рыбнадзора по району, редкий подонок. В городе его ненавидели не меньше Мухоморова.
Пьянка — поминальным ужином язык уже не поворачивается это назвать — продолжалась далее. Но Петр Сергеевич уже больше не пил. Вообще, его лицо становилось все сосредоточенней. Казалось, что он кого-то ждет, все чаще глядя на часы.

* * *

Дело уже было ближе к ночи, когда невдалеке от «Алмаза» остановилась ничем не примечательная «девятка». В ту же секунду у Петра Сергеевича зазвонил сотовый. Он поспешно поднес его к уху, выслушал короткое сообщение, что-то буркнул в ответ и поспешно вышел на улицу. Никто из гостей не заметил его ухода — всем «поминальщикам» и так было хорошо.
Высокий парень, наголо бритый в кожаной куртке и огромной золотой цепью на шее, встретил подходившего Мухоморова и без лишних слов указал ему на «девятку». Тот безропотно сел на заднее сидение, и они поехали в сторону его завода.
Там уже стоял высокий молодой человек интеллигентного вида, прилизанный и в очках, с дипломатом в руке. «Девятка» остановилась от него в нескольких метрах. Мухоморов облизнул пересохшие губы и поспешил на встречу к таинственному человеку.
 — Добрый вечер, Петр Сергеевич. В первую очередь хочу принести свои соболезнования…
 — Да, горе великое, — поспешно кивнул Мухоморов, так крепко сжав руку гостю, что тот слегка скривился от боли. — Давайте, пойдем в кабинет, не будем тут…
Вахтер был очень удивлен, когда увидел хозяина в такое время, да еще и не одного, и уже хотел что-то сказать, но Петр Сергеевич так поглядел на него, что тот просто опустил глаза и сделал вид, что изучает записи в журнале.
Посетители поспешно прошли в самый дальний кабинет по коридору.
 — Ну? — вопросительно уставился на молодого человека Мухоморов, как только они остались одни.
Тот согласно кивнул.
 — Мы рассмотрели ваши условия и решили согласится.
Петр Сергеевич шумно выдохнул и облегченно откинулся в кресле.
 — Фу-у! Наконец-то я избавлюсь от этого убожества!
 — Да, поздравляю, вы заключили довольно выгодную сделку. Мы во всем идем вам на встречу, только единственно хотел добавить, — мужчина поправил очки, — новое руководство хочет кардинально пересмотреть кадровый состав.
 — Так! — раздраженно хлопнул по столу Петр Сергеевич. — Ты нормально говорить умеешь? Фильмов насмотрелся? Че не так?
 — Да все так, просто ваши работники во всех смыслах устарели! Их надо заменить.
 — И кем? У меня, извините, других нет!
 — А это уже не ваши проблемы. Мы привезем своих специалистов.
Мухоморов задумчиво посмотрел на собеседника.
 — А с теми, что сейчас работают? Их-то куда?
Молодой человек неопределенно пожал плечами.
 — Какая-то часть безусловно останется — нам же нужны будут грузчики, уборщицы и тому подобное. Но основная часть будет, боюсь, уволена.
Он усмехнулся.
 — Модернизация — это замена не только устаревшего оборудования! Извините, — внимательно посмотрев на Мухоморова, добавил он: — вас что-то не устраивает?
Петр Сергеевич поднял голову, несколько секунд смотрел на дипломат посетителя, после широко улыбнулся.
 — Да ну что вы! Даже скажу больше — если бы у меня были такие возможности, я бы давно сам все это сделал! Кому как не мне знать, какие бездари здесь работают! Вы все правильно делаете! Давайте, где подписывать?
Молодой человек проворно достал из дипломата целый ворох бумаг, которые Мухоморов начал поспешно подписывать не читая.
Поставив последнюю подпись, он снова жадно уставился на дипломат. Молодой человек с усмешкой кивнул, но вначале забрал, мельком проверив, все подписанные уже теперь бывшим директором завода документы, после порылся и извлек на стол какую-то бумажку.
На лице Петра Сергеевича появилось разочарование.
 — Чек? — брезгливо сказал он. — А что, нельзя было наличными?
 — Сейчас наличные только в ваших колхозах и остались, а нормальные люди уже давно пользуются этим. Да и неужели я потащился бы в ваше захолустье с такими деньжищами! А так — главное, чек не потерять. Обналичите в любое время.
 — Да знаю я! — проворчал Мухоморов. — Просто раньше все было проще: товар — деньги! И никаких заморочек.
 — Ну так мы и не в палатке батарейками торгуем! — возразил покупатель.
Петр Сергеевич согласно кивнул и поспешно схватил чек. Уже с улыбкой посмотрел на напечатанные в нем цифры.
 — Зелененькие! — почти с умилением проговорил он.
 — Ну так покупатель иностранный, соответственно и деньги иностранные! — весело подмигнул ему молодой человек…
В ресторан Петр Сергеевич больше не вернулся. Почти всю ночь, запершись в своей комнате, он разглядывал ничтожную бумажонку, которая делала его богаче и счастливее, а других беднее и несчастнее. Но о других он не думал.
Не то было время.
Но это было его время!

* * *

Зоя Федоровна пришла в дом Мухоморовых несколько позже, но она могла не опасаться нагоняя от Петра Сергеевича, так как он сам милостиво разрешил ей это в связи с поминками. Хозяина уже не было, и это ее очень порадовало. У нее до сих пор было тяжело на сердце после того унизительного разговора. Да еще Олег дома, подвыпив, устроил скандал.
Обычно строгая с мужем, Зоя Федоровна на этот раз просто молчала, понимая, что тому надо выговориться. Пока он кричал, грозя удавить Мухоморова, она вспоминала свои самые счастливые годы, когда была обычной веселой сельской девчонкой, когда познакомилась с Олегом, еще учившемся в университете. После парень ушел в армию, она дождалась его, свадьба, рождение двоих детей. Все шло своим чередом, а после…
Что-то такое случилось, что в короткое время поселок превратился в безлюдную деревню. Что-то такое, чему были очень рады мухоморовы и им подобные, но что оказалось трагедией для таких как она и ее муж.
Когда они переехали в город после ликвидации колхоза и ферм, в их новом доме все реже был слышен смех. Сначала разучилась смеяться Зоя, а после угрюмость и серость завладели детьми. Очень быстро стало ясно, что новый мир не располагал к веселью, а старый уже было не вернуть.
 — Зато праздников стало больше! — как-то заметил ее отец незадолго до смерти.
 — На календаре, — ответила она…
Она зашла на кухню и привычно направилась к раковине с грязной посудой. Но не успела включить воду, как раздались чьи-то грузные торопливые шаги, словно кто-то очень спешил, и через несколько мгновений на кухню вбежала девушка лет двадцати.
Она тяжело дышала, чему причиной была ее чрезмерная полнота. На ней была бесформенная яркая кофта огромного размера, мужская, так как женскую найти было нереально. Очки были сдвинуты набекрень, а на больших губах играла полуидиотская улыбка, выдающая человека с серьезными психическими расстройствами.
 — Тетя Зоя! — тоненьким протяжным голоском прокричала девушка. — Наконец-то ты пришла! Пойдем со мной, мне надо тебе кое-что показать, — она лукаво посмотрела на экономку.
Зоя Федоровна тяжело вздохнула. Ей всегда было больно смотреть на эту несчастную, по воле судьбы оставшейся в далеком и безмятежном детстве.
 — Ты хочешь показать мне новые фигурки?
Света обиженно надула губы.
 — Ты все знаешь! — капризно сказала она. Но уже через секунду заулыбалась снова: — Но все равно, пойдем, посмотришь!
Угрюмова послушно пошла за ней в ее комнату, где по строжайшему распоряжению отца та была заточена уже много лет. Петр Сергеевич, стыдясь своей дочери, однажды принял решение, что та никогда не выйдет за территорию дома. Ответственной за это была назначена, конечно же, Зоя Федоровна.
Но, вопреки опасениям отца, Света добровольно согласилась на свою изоляцию. Еще в раннем детстве у нее появилось увлечение, которому она никогда не изменяла: она очень любила вырезать фигурки птиц и животных из цветной бумаги. И ей этого вполне хватало.
Когда Угрюмова зашла в комнату младшей Мухоморовой, то с непривычки от полумрака в остальных помещениях дома у нее зарябило в глазах от разнообразия красок. Везде — на всех стенах, на потолке, на столе, даже где-то на окне — всюду были приклеенные или прикрепленные фигурки воробьев, зайцев, слонов, жирафов и еще много кого. Казалось, что они попали в какую-то очень волшебную и пеструю страну.
Света с размаху плюхнулась на кровать, от чего та жалобно заскрипела, и достала из-под подушки очередную фигурку. На этот раз это была белка.
 — Очень красиво, молодец, — похвалила Зоя Федоровна, возвращая девушке фигурку. — И куда ты ее поселишь?
 — Пока не знаю, — задумчиво отвечала Света. — Думаю, что… сюда! — она указала пальцем у изголовья кровати, на крохотное пространство между уткой и ежиком.
 — Хорошее место. Занимайся, а мне пора, — кивнула Угрюмова и уже повернулась, чтобы уйти, но внезапно Света схватила ее за руку.
 — Погоди! — звонко проговорила она и снова улыбнулась с лукавством пятилетней проказницы. — Мне надо еще кое-что тебе рассказать.
 — Слушаю, — слегка взволнованно ответила Угрюмова и присела рядом с девушкой.
 — Представляешь, — та мечтательно закатила глаза. — Он снова мне написал!
Женщина печально покачала головой. С недавнего времени у Светы появилась новая мания: она создала себе некоего друга, который общался с ней посредством писем. Самая суть заключалась в том, что девушка сама писала эти письма себе, позже напрочь об этом забывала, и когда находила их, то, читая, реально верила, что их написал кто-то другой.
 — Врожденная шизофрения переходит на более серьезный уровень, — предупреждал вызванный по этому случаю психиатр. — Это может привести к серьезным и непредсказуемым последствиям.
На просьбы врача не откладывать принятия мер, Мухоморов по привычке махнул рукой, и Света продолжала жить в новом мире собственных выдуманных грез. Продолжала писать дальше, тексты были один бредовее и сопливее другого, но тем не менее каждый из них надежно хранился под матрасом и зачитывался до дыр.
 — И что же в этот раз он тебе написал?
Света подняла голову.
 — Он хочет, чтобы я его встретила.
 — Где?
 — На вокзале. Он приедет ко мне сегодня днем. Ты проводишь меня?
Зоя Федоровна взволнованно взяла ее руку в свою. Дело принимало нежелательный оборот.
 — Послушай, — мягко проговорила она. — Это плохая идея. Твой папа будет очень ругаться, если узнает, что ты выходила на улицу.
 — Всего один раз! — умоляюще со слезами в глазах прошептала девушка.
Угрюмова покачала головой.
 — Нет, ни в коем случае. Если отец узнает, — она прибегла к крайней мере, — то больше никогда не купит тебе бумагу для твоих зверят.
 — Я поняла, — испуганно закивала головой Света. — Я не буду его огорчать, обещаю!
Зоя Федоровна облегченно вздохнула и вышла. Света еще некоторое время сидела, обхватив голову руками, стараясь сдержать слезы. После резко откинула матрас, достала последнее письмо и крепко прижала его к груди.
 — Я все равно тебя встречу! — прошептала она и на цыпочках вышла из комнаты.
В доме Мухоморова лестница со второго этажа сходила прямо к прихожей, что позволяло, минуя все остальные комнаты, сразу же выйти на улицу. Кухня же находилась вообще в противоположном углу.
На цыпочках спустившись вниз, Света прислушалась. Из кухни раздавался плеск и звон моющейся посуды, так что на некоторое время Угрюмова была отвлечена и уж точно не пошла бы по каким-либо делам на улицу. Света осторожно открыла дверь и, несмотря на всю свою мешковатость, ловко выбежала во двор и устремилась к калитке. Она знала, что выход на улицу из кухни не просматривается, и уже поздравляла себя с удачным побегом.
Однако, выйдя на дорогу, она нерешительно остановилась. Она вдруг поняла, что совершенно не представляет в какой стороне находится вокзал. Это ее изрядно озадачило, но тут взгляд упал на яркий желтый цветок, растущий на клумбе у соседнего дома.
 — Вот ты-то мне и поможешь! — радостно прошептала она и, крадучись, подошла к клумбе и сорвала растение.
После начала поспешно отрывать лепесток за лепестком, приговаривая:
 — Влево — вправо, влево — вправо…
Цветок кончился на слове «вправо», и девушка уверенно повернула в нужную сторону.
Она переходила с улицы на улицу, несколько раз едва не попав под резко появляющиеся из-за поворота машины. Водители грубо кричали в ее сторону, а дворовые мальчишки хохотали во весь голос, наблюдая за ее нелепыми метаниями по сторонам.
Внутри ее начиналась паника. Ей казалось, что она уже прошла многие километры, но цель почему-то так и не достигалась. В довершении ко всему, когда ее очередной раз напугал вылетевший из-за угла грузовик, она оступилась и мешком плюхнулась в канаву, слегка подвернув ногу.
Это увидела небольшая группа подростков, которые тут же устремились на место происшествия. Света, тем временем, уже начала выкарабкиваться наверх, но болевшая нога сильно мешала. Со стороны это выглядело так комично, что ребята, уже стоявшие в двух шагах от канавы, вдоволь насмеялись.
 — Откуда хоть здесь появилось такое чучело! — хохотали они.
На глазах девушки выступили слезы. Еще никогда над ней не смеялись так вот, в открытую, причем обсуждая ее внешний вид, все физические недостатки. А жестокие подростки на эпитеты не скупились.
 — Может, руку ей дать? — предложил один.
 — Да она тебя сожрет! — тут же прокричал другой. — Смотри, какое брюхо отхомячила! Мы туда все влезем!
Мухоморова, стиснув зубы, продолжала выбираться. Наплевать на этих глупых мальчишек, ей надо быстрее найти вокзал, чтобы встретить своего Елисея! Осталось совсем чуть-чуть, сейчас, сейчас, Елисей…
Внезапно один из парней поменялся в лице.
 — Это же Светка Мухоморова! — заорал он. — Ну эта, Светильник, дурочка которая!
 — Да ладно! — ахнул другой. — Дочка этого выродка, который батьку моего с завода выгнал!
Уже почти вылезшая на дорогу Света старалась не слушать обидные выкрики, поэтому не заметила, как из простого глумления над ней в ребятах появилась злоба. И то, что произошло дальше, стало для нее полной неожиданностью.
 — Получай! — крикнул один из парней и, подскочив к Свете, со всего размаху пнул ей в лицо. С криком от боли и страха, ничего не понимающая девушка, с разбитыми в кровь губами и носом, снова скатилась кубарем в канаву.
Распаленные мазурики уже хотели продолжить свои изуверства, как вдруг услышали со стороны окрики и, испуганные, разбежались.
Для Светы дальнейшее было как в тумане. Она видела, что подбежали какие-то люди, но, вообразив, что они также пришли для того, чтобы ее побить, закатила истерику. Больших трудов стоило ее успокоить и вытащить из ямы.
…Мухоморов ворвался в дом, дыша как дикий зверь. Зоя Федоровна вжалась в дверцу шкафа в прихожей.
Петр Сергеевич бешено посмотрел на нее.
 — Как ты могла отпустить ее, дура? — заорал он.
 — Я мыла посуду, — пролепетала Зоя Федоровна, прижав руки к груди.
 — Да мне по… — он осекся и перевел дыхание. — Ну и где теперь ее искать?
Угрюмова подробно рассказала обо всем, что предшествовало побегу. Мухоморов слушал молча, мрачнее все больше. Он ясно понимал, что, не зная, где находится вокзал, его безумная дочь может плутать где угодно.
Когда Угрюмова закончила, он, вспотевший, снял пиджак и злобно швырнул его на тумбочку.
 — Собирайся! — приказал он. — Поехали! Лично оббежишь все сарайки и гаражи, но найдешь паскудницу. А потом я еще вам дома устрою!
Зоя Федоровна безропотно пошла за ним. Через минуту машина исчезла в направлении вокзала — Мухоморов надеялся, что дурочке хватило ума все-таки спросить, где тот находится — оставляя за собой клубы пыли. А через другую минуту к калитке подвели Свету. Люди, спасшие ее, смогли добиться от нее, чтобы она назвала свое имя, а адрес такого известного человека, как Петр Сергеевич, был всем хорошо знаком.
Оказавшись дома, несчастная еще некоторое время просто стояла в прихожей, ошалело глядя по сторонам. Приступ все никак полностью не проходил, и даже она чувствовала, что необходимо как можно быстрее успокоиться, пока не наступил капитальный кризис. И Света вдруг бегом ринулась в свою комнату.
 — Я должна что-то подарить Елисею, чтобы он не обиделся на меня, за то, что я его не встретила, — бормотала она про себя, переворачивая все вверх дном в комнате, в поисках хоть какого-нибудь куска бумаги. Но, как назло, ее старые запасы незадолго до этого кончились, а купить новые Зоя Федоровна планировала на следующий день.
Убедившись, что все попытки что-либо найти тщетны, Света начала лихорадочно соображать, как решить возникшую проблему. И тут она вспомнила, что видела в прихожей пиджак отца, а в нем девушка часто замечала различные разноцветные фантики.
Она снова спустилась вниз и начала внимательно осматривать карманы, пока не нашла портмоне…
Петр Сергеевич и Зоя Федоровна битых два часа мотались по городу, внимательно исследуя все закоулки, пока не завернули на ту улицу, где произошла трагедия. Местные тут же рассказали все в подробностях и добавили, что девушку проводили домой. Не поблагодарив, Мухоморов тут же рванул назад.
Войдя в дом, он прямиком направился в комнату дочери. Та сидела на кровати и со счастливым выражением лица рассматривала что-то, лежащее на подушке.
 — Папа! — вскочила она и уже хотела бросится ему на шею, но увидев его выражение лица испуганно попятилась к окну.
 — Кто тебе разрешал покидать комнату? — с налившимися кровью глазами, едва сдерживаясь, прошипел он. Даже отчетливые следы побоев на лице дочери не растрогали его ни на каплю.
 — Я должна была встретить Елисея…
 — Кого? — Мухоморов чувствовал, что сейчас не выдержит, его кулаки уже сжимались, но тут вдруг его взгляд упал на лежащий на кровати раскрытый кошелек. От изумления он почти потерял дар речи.
 — Откуда он у тебя? — только и смог выдохнуть он.
 — Мне нужна была бумага, — едва слышно прошептала Света. — Чтобы сделать подарок Елисею… Папочка, ты не волнуйся, у тебя там было много разноцветных фантиков, но я их не брала. Выбрала самый некрасивый, без рисунков.
У Мухоморова перехватило дыхание. В его портмоне была единственная некрасивая бумажка без рисунков!
 — Где… где она?
Света, думая, что теперь ее точно простят, схватила с подушки аккуратно вырезанного из чека попугая и протянула отцу.
 — Правда красивый? — робко спросила она.
Мухоморов ничего не ответил. В его глазах потемнело, он почувствовал, как ему не хватает воздуха, как бешено заколотилось сердце. И в следующую секунду, под громкий крик испуганной дочери, он шумно грохнулся на пол.

Глава 3

Прошло чуть больше года. Снова наступала осень, с редких деревьев в саду позади дома Мухоморовых облетели почти все листья, превращаясь в пестрый ковер на дорожке. И сейчас по нему Зоя Федоровна не спеша катила инвалидную коляску с сидевшим в ней Петром Сергеевичем, точнее, тем, что от него осталось.
Этот год прошел для него непросто. После подарка, устроенного ему дочерью, Мухоморов попал в больницу с инфарктом. С трудом он выкарабкался, однако, не смог избежать удара с другой стороны. Он и так до этого несколько лет мучился от диабета, правда не так сильно, поэтому, конечно, и не помышлял о покупке дорогих лекарств. И сейчас это принесло свои результаты. Уровень сахара резко подскочил, произошло сильное ухудшение состояния во всем организме, и дело кончилось тем, что было принято решение об удалении у Мухоморова обеих ног.
Вернувшись после операции, он окончательно замкнулся и совсем перестал бывать вне дома. Компанию ему составляла только неизменная Зоя Федоровна. Дочь он возненавидел так люто, что даже не пожалел денег, чтобы насильно поместить ее в психиатрическую лечебницу. И за весь год ни разу о ней не вспомнил.
Угрюмова молча катила перед собой коляску с почти полностью поседевшим стариком, стараясь не наехать на какой-нибудь камушек, ибо Мухоморов тут же начинал возмущаться. Его и без того мерзкий характер окончательно испортился.
 — Олега там как? — внезапно спросил Петр Сергеевич, облизнув пересохшие губы.
 — Нормально, — просто ответила Угрюмова.
Петр Сергеевич ехидно усмехнулся.
 — Да уж, куда нормальнее! Так, поди, до сих пор и не просыхает?
Зоя Федоровна молчала. Мухоморов недовольно скривился.
 — Ну и молчи. Думаешь, мне очень интересно ваши нищебродские попойки обсуждать? У меня, слава Богу, есть чем голову забить.
Но женщина продолжала молчать, и старик, вскоре наворчавшись, замолчал.
А у Зои Федоровны действительно были причины крепко задуматься. Мало того, что муж ушел в запой, так еще на днях из мест не столь отдаленных должен был вернуться сын Родион. И в первую очередь Угрюмова пыталась понять, рада ли она этому.
По обыкновению, Родион возвращался домой ненадолго. Совершив очередной разбой или учинив драку, он благополучно возвращался обратно на зону, оставляя родным расшатанные нервы и долги.
Отец давно плюнул на разгильдяя, но мать есть мать. Зоя Федоровна очень любила сына, хоть и понимала, что ничего путного из него не выйдет. Ни дня нигде не работавший, Родион открыто презирал родителей, придя к четкому убеждению, что честно трудиться — это не про него.
За всеми этими невеселыми мыслями, Угрюмова не заметила-таки небольшую ямку и заехала в нее. Словно ждавший этого Мухоморов тут же начал голосить из всех сил, уверяя, что женщина своим наплевательским отношением причиняет ему невыносимые страдания.
 — Мне сегодня надо пораньше уйти, — дождавшись, когда Петр Сергеевич проорется, сказала Зоя Федоровна. Мухоморов тут же забыл обо всех подло устроенных ему истязаниях.
 — А что так? — сгорая от любопытства, спросил он. — Смотри, эти часы я тебе оплачивать не собираюсь!
 — Ну конечно. Просто у меня сегодня важные дела.
 — Какие? Давай говори, я имею право знать, как твой работодатель. Не забывай, пожалуйста, что без меня вы все давно бы уже с голоду передохли.
 — Сегодня Родион возвращается вечерним поездом.
Мухоморов даже присвистнул.
 — Надо же, еще одним отщепенцем больше. Ладно хоть этот ненадолго всегда возвращается…
 — Так я могу идти?
Петр Сергеевич недовольно стиснул зубы.
 — Но завтра не вздумай опоздать! Каждую минуту высчитаю.
Когда Зоя Федоровна вернулась домой, то муж встретил ее трезвым. Они начали нехитрые приготовления к приезду сына. Но радости на их лицах не было. Слишком тяжелыми были всегда эти встречи…
Уже стемнело, когда во дворе залаяла собака, а через минуту дверь открылась и на пороге появился молодой мужчина с рюкзаком на спине. Его лицо можно было назвать красивым, если бы не отталкивающие черные глаза, от которых веяло холодом и безразличием ко всему.
Он стоял, высокий, стройный, с легкой усмешкой глядя на встречающих его в прихожей родителей.
 — Привет! — просто сказал он.
Мать подошла и крепко прижала его к груди, Родион ответил лишь легким прикосновением. Олег стоял молча.
Сын подошел к нему и протянул руку.
 — Я вернулся! — проговорил он.
Отец ничего не ответил, только крепко пожал протянутую ему руку. Зоя Федоровна поспешила предложить всем пройти на кухню ужинать.
Усевшись за стол, Олег взял в руку бутылку водки и уже хотел налить сыну, но тот отрицательно помотал головой, чем очень удивил родителя.
 — Вот те на! Не припомню, чтобы ты раньше отказывался.
 — Другие времена настали, — ответил Родион. — И я стал другой.
 — Поясни, — с тревогой попросила мать.
 — А чего тут говорить? Жизнь идет, все вокруг вертится, но вертится не вокруг меня. Годы летят! Вот и решил я за ум взяться! — со смехом заявил сын.
 — Обычно, когда ты берешься за ум, это заканчивается новым сроком, — мрачно возразил отец. — Потому что нельзя взяться за то, чего нет! Как можно говорить про мозги, если школа не закончена, вместо училища — «малолетка», и ни дня стажа?
Зоя Федоровна обреченно опустила голову. Разговор неизменно перетекал в обычное русло и, как всегда, должен был перейти в скандал.
Но Родион неожиданно согласно кивнул головой.
 — Ты все правильно говоришь, отец, — с полной серьезностью согласился он. — И всегда говорил то, что нужно. Я же, дурак, тебе не верил. Не понимал, зеленый был. Но мне повезло в этот срок: я познакомился с очень умным человеком. Он много времени мне посвятил, разговаривал со мной, рассказывал про жизнь, ее смысл. Его было интересно слушать!
Олег даже на время лишился дара речи, Угрюмова с просветлевшим лицом смотрела на сына.
 — Да, — продолжал Родион. — Он многое заставил меня осмыслить. Я начал понимать, что надо повышать свой уровень, даже записался в библиотеку! Когда, в конце концов, понял, что мне нужно!
 — И что же?
 — Я хочу другой жизни! Карьера мелкого жулика интересна, пока ты еще ребенок, но сейчас, когда просто уйма всяких возможностей, надо успеть войти в волну. Сейчас время, когда неважно, кто ты, важно — как ты себя покажешь. Можно из ничего создать все! Главное — знать как!
На лице Олега появилась довольная улыбка.
 — Наконец-то из тебя исходит что-то разумное! — похвалил он. — Но для начала тебе надо заполнить свои пробелы: окончить среднее образование, получить профессию…
 — Да, да, это конечно. Плюс, обязательно нужно высшее получить, или купить, как получится.
Олег сознательно пропустил мимо ушей слово «купить». Очень ему не хотелось спорить с сыном во время этого правильного разговора, поэтому он просто согласно кивнул.
 — Будет как у Ксюшки, — упомянул он про младшую дочь. — Она у нас уже почти специалист, на последнем курсе. Парня хорошего нашла, скорее всего свадьба будет.
Родион улыбнулся, но было в этой улыбке что-то недоброе.
 — Вот только сказала, что назад не приедет, — погрустнев, добавил отец. — Мы, конечно, с матерью все понимаем. Городок маленький, простой, работы особо нет… Хорошо хоть ты вернулся!
Сын взял в руку стакан с домашним компотом и стал внимательно его рассматривать.
 — Я тоже не собираюсь здесь задерживаться, — медленно проговорил он.
 — Чего же ты хочешь? — удивился Олег.
 — В центр надо ехать. У меня теперь там есть знакомые, которые помогут развернуться, наладить свое дело. А здесь с колхозной братвой далеко не уедешь!
 — Какие знакомые? Урки с зоны? Чем они могут помочь? Шестеркой только своей сделать, мальчиком на побегушках.
Родион окинул отца колючим взглядом.
 — У этих «урок», как ты их называешь, такие головы и знания — любой академик позавидует. И я вам уже говорил: время изменилось. Сейчас криминал не в почете, дела делаются легально, и денег зарабатывается при этом больше. А рисков меньше. Правда, знания нужны, но ничего, надо будет — и университет закончу!
Отец задумчиво почесал затылок.
 — Бизнес, или как его там, хочешь начать? Но только лишь больших знаний для этого недостаточно. В свое время даже такому пройдохе как Мухоморову начальный капитал понадобился. А ты где свой возьмешь?
При упоминании известной фамилии Родион оживился.
 — Как, кстати, поживает этот старый упырь? — весело спросил он.
 — Совсем плох. После Светкиной выходки окончательно сдал, даже ног лишился. Мы же это тебе все писали.
 — Но он ведь еще не окончательно обнищал?
 — Куда там! Нет, конечно. У него ресторан работает, в банках проценты идут, да дома всего напрятано.
 — А зачем он дома деньги хранит? — удивился Родион.
 — А не деньги он хранит, — внезапно подала голос Зоя Федоровна. — Золото там, брошки, цепочки всякие. Раньше он много покупал, говорил, что жене, — она усмехнулась. — А на самом деле просто в золото вкладывался, Валентина же ничего из этого не видела, ни одного колечка не примерила. Сейчас ждет, когда в цене подымится повыше, чтобы продать.
 — Да черт с ним, с хапугой! — плюнул в сердцах Олег. — Еще про него говорить!
 — А может, у него денег попросить? — взволнованно высказался Родион. — Хоть даже и под процент, а?
Отец искренне рассмеялся.
 — Ты что, с ума сошел? Он никогда никому копейки в жизни не дал, мать родную ухайдакал из-за того, что лекарство дорогое прописали!
 — Ну да, понимаю, — рассмеялся вслед за ним и сын, но что-то было в этом смехе такое, что затревожилось сердце у Зои Федоровны…

* * *

Через несколько дней Угрюмовой понадобилось донести до Мухоморова кое-какие вещи. Родион, узнав про это, тут же вызвался помочь.
Войдя в дом Петра Сергеевича оба тут же столкнулись с самим хозяином.
 — Это еще кто такой? — уже хотел было начать злиться Мухоморов, но быстро сообразил, что к чему: — Родька, что ли? И не узнать лоботряса.
 — Здравствуйте, Петр Сергеевич, — вежливо произнес Угрюмов.
 — Ишь ты какой ладный! Как будто и не из тюряги притащился. Ну здравствуй, здравствуй. Когда назад?
 — Я изменился, мне прежнее больше не интересно, — заявил Родион.
Мухоморов громко расхохотался.
 — Ну и насмешил! Ты изменился? Да ни за что не поверю, что волчонок может в зайца превратится. Это ты вот ей рассказывай, — он кивнул в сторону Зои Федоровны, — а меня, брат, такими дешевыми фокусами не обманешь. Я всегда чую, откуда подлостью несет, а от тебя ею просто таращит!
 — Ну зачем вы так, Петр Сергеевич, — с горечью в голосе произнес Родион, хотя глаза его лукаво поблескивали. — Я ведь на самом деле все переосмыслил. Надо начинать жизнь налаживать, а то времени много уже упущено.
 — Таким как ты время несколько лет назад дало возможность жизнь налаживать. Правда, многие на погосте свое счастье нашли, остальные спились или по зонам разбежались.
 — А я не из них теперь! — загадочно возразил Угрюмов.
 — Так, ладно, хватит болтать, — вмешалась Зоя Федоровна и сказала сыну: — Давай, иди, у меня много дел.
 — Петр Сергеевич, а как вы всего добились? — внезапно спросил Родион. — Мне всегда это было интересно узнать.
Мухоморов изумленно посмотрел на стоящего перед ним молодого человека. Такого вопроса он ожидал меньше всего.
 — А тебе зачем это знать? — подозрительно, но скорее по привычке, спросил он в свою очередь.
 — Я тоже хочу пробиться в этой жизни, — ничуть не смутившись, объяснил Родион. — Глупо было бы не узнать об этом у того, кто сам, без чьей-то либо помощи сумел нажить капитал и стал уважаемым человеком.
Известно, что грубая лесть всегда самая действенная. Несмотря на свою неприязнь, губы Мухоморова скривились в довольной усмешке.
 — Может когда-нибудь и расскажу, — важно протянул он. — Когда у меня будет настроение. Но это точно не сегодня.
Родион, поняв намек, кивнул и ушел. Некоторое время Петр Сергеевич задумчиво смотрел ему вслед, после повернулся к экономке.
 — Может парень-то на самом деле с головой подружился? Во всяком случае, вопросы он задает верные.
 — Хорошо бы, — вздохнула Зоя Федоровна.
Весь день Мухоморов был необыкновенно молчалив и даже ни разу не испортил Угрюмовой настроения. Он просто сидел в своем кресле, напряженно о чем-то думая. А когда та, закончив свои обычные дела, засобиралась домой, остановил ее и заставил присесть рядом.
 — А что, мне ведь есть, о чем рассказать! — заявил он. — В городе, пожалуй, наищешься человека с более богатой биографией, чем моя.
Угрюмова вопросительно глядела на него.
 — Ну чего уставилась? — недовольно проворчал Петр Сергеевич. — Вон, Родька твой и то понимает, что мало сейчас таких людей, вроде меня, осталось. Что надо опыта перениматься, потом будет не у кого!
 — От меня-то чего хотите?
 — Завтра опять вместе приходите, пока дела делать будешь, мы пообщаемся. В кой-то веки у кого-то хоть ума хватило прийти к опытному человеку!
Угрюмова покачала головой и отправилась домой. Там она передала сыну просьбу Петра Сергеевича. Тот пришел в сильнейшее возбуждение.
 — Ну вот, не такой уж он и законченный ворчун! — заметил он.
 — Тебе-то зачем это надо?
 — Как зачем? Каким бы он не был, у него бесценный опыт, которым он готов поделиться. Я был бы полным дураком, если бы профукал такую возможность. Скажем, это мои первые университеты в новой жизни!
Угрюмова ничего на это не ответила. Почему-то сердце у нее сжалось, и какая-то непреодолимая тоска завладела всем телом.
 — Куда ты? — удивленно спросила она, увидев, как сын надевает ботинки.
 — Прогуляюсь перед сном.
 — Смотри, чтобы без происшествий, — взволнованно проговорила мать.
Родион с улыбкой, в которой впервые показались какие-то проблески нежности, погладил мать по плечу.
 — Никаких происшествий больше не будет. Тем более, нам завтра идти.
Как только он вышел на улицу, то, пройдя несколько шагов, обернулся и посмотрел на родительский дом. Его взгляд уже не был таким веселым, скорее сосредоточенным.
 — Прощайте, — прошептал он. — Даст Бог — свидимся еще!
Он достал из кармана мобильный, набрал номер и приложил телефон к уху. Когда ему ответили, он тихо произнес несколько слов, выключил аппарат и поспешно направился к дому Мухоморова.

… Петр Сергеевич сидел в своем кабинете и задумчиво перебирал в руках ручку. С того времени, как он лишился ног и подъем наверх стал для него проблематичен, было решено переоборудовать рабочую комнату и под спальню, благо габариты помещения позволяли сделать это без проблем.
Внезапно кто-то постучал. Это было так неожиданно, что Мухоморов буквально подпрыгнул на своем кресле. Не без усилий, он самостоятельно пересек комнату и выехал в прихожую.
 — Кто там?
 — Это Родион!
 — Зачем ты здесь в такое время? — удивился старик. — Я же сказал твоей матери, чтобы приходили вместе с ней завтра. Уходи, я тебя не впущу!
 — Петр Сергеевич, — голос за дверью стал умоляющим. — Дело в том, что завтра прийти я не смогу. Вечером друг позвонил, позвал на подработку в другой город. Надо ехать, деньги очень нужны. Вернусь, возможно, не скоро. Не хотелось бы, чтобы наш с вами разговор пропал. Это для меня очень важно!
Мухоморов недовольно крякнул. Какое-то время в нем боролись противоречивые чувства, но желание рассказать о себе возобладало вверх, и он дрожащей рукой отпер замки.
Родион тут же проскользнул внутрь, и с минуту оба просто молча смотрели друг на друга.
 — Где поговорим? — робко спросил гость.
 — В кабинете, где же еще, — пристально глядя на него, проговорил Мухоморов. — Или думал, я тебя чаями поить собрался?
Угрюмов несколько натянуто рассмеялся.
 — Даже в мыслях не было, Петр Сергеевич! Мы просто немного пообщаемся, тем более, что надолго вас задерживать не хочу.
 — Да я и сам тебе задерживать себя долго не дам! — проворчал старик. — Не всю же ночь тебя развлекать! Расскажу кой-чего — и хватит. Я человек пожилой, мне отдых нужен. Это вы, бездари, по ночам шатаетесь без устали…
Это он уже говорил, направляясь в кабинет. Родион шел сзади, его лицо снова стало сосредоточенным и жестким. Непроизвольно, он запоминал некоторые мелочи по пути, так, по привычке.
 — Садись! — велел старик, расположившись за своим письменным столом, а гостю указав на старый стул напротив. Родион послушно сел, мельком кинув взгляд на большие часы, висевшие сбоку. Для подозрительного хозяина дома подобный жест не остался незамеченным.
 — Что это ты так посмотрел? Ждешь чего-то?
 — Да нет, что вы, — замялся парень. — Просто прикидываю, сколько примерно можно будет с вами провести времени, чтобы не засидеться допоздна…
 — Я же сказал уже, что сам напомню, когда тебе будет пора уходить! Так что, головой не верти, и раз пришел слушать — слушай!
Родион устроился в позе послушного школьника и весь превратился в слух. Биография старого прохиндея действительно оказалась интересной, много в ней было всего занимательного. Правда, в большинстве своем все это сводилось к чему-то аморальному, но молодой человек искренне восторгался каждой рассказанной ему выходке и неизменно сводил это к незаурядности рассказчика. Это привело к тому, что поначалу немного скованный от непривычки, да и не до конца все равно доверяющий собеседнику Мухоморов окончательно расслабился, и его истории становились все более смелыми и откровенными.
Несколько часов пролетели незаметно. Старик окончательно проникся к постоянно нахваливающему его Угрюмову, уже почти с отеческой нежностью смотрел на него.
 — Вот такая жизнь, пацан! — подводя некий итог, заключил он. — Но хочу еще раз повторить: не я был такой — время такое было! Или ты, или тебя.
 — По-моему, кое-что вы все-таки мне не рассказали, — лукаво глядя на Петра Сергеевича вдруг предположил Родион.
Мухоморов недоуменно посмотрел на него.
 — Не понял. О чем это ты?
 — Про то, как вы обрели начальный капитал. Все ваши истории сводились к тому времени, когда вы уже занимались различными вложениями и приумножениями. Но за счет чего вы вышли на старт? Ведь вы же из той же самой деревни, что и моя семья, и миллионеров в вашем роду не было. Откуда первые деньги, а, Петр Сергеевич?
Старик помрачнел.
 — Соображаешь, — медленно проговорил он.
На некоторое время в кабинете наступила тишина. Мухоморов крепко задумался. После все же решился.
 — Ладно, уже все равно сейчас, столько лет прошло, — кивнул он Родиону. — Когда колхоз развалился, и я приехал сюда из деревни, то был гол как сокол, не было ни копейки за душой. Даже жилье снять было не на что. Ну, помыкался я несколько дней, оголодал как собака, и тут удача ко мне наконец повернулась! Иду как-то, значит, а впереди меня старуха чешет с огромной сумкой. И вижу, еле идет, не смогает. Ну я, значит, подбегаю, говорю, мол, давай помогу, старая. Она согласилась, и я ее до самого дома проводил. А по пути она мне рассказала, что дети к ней ездят редко, помочь некому, короче вся она такая несчастная. Видно, приглянулся я ей, она меня к себе пригласила, обедом накормила. Там еще поговорили, я ей тоже про свои проблемы рассказал. Жалко ей меня стало, поплакала даже немного. И вдруг предложила комнату у нее снимать. Я говорю, что денег у меня нет, а она на это рукой машет, отвечает, ты мне только по хозяйству помогай — и ладно будет. Конечно, я согласился.
Так некоторое время у нее и прожил. Поначалу работу искал, но все без толку. Предприятия позакрывались, а какой-то серьезной профессии у меня не было, я ведь как ты и школу-то не закончил толком. Хорошо хоть старуха не гнала, наоборот жалела, видела, что я сам мучаюсь.
Вдруг как-то раз плохо ей стало, в больницу ее увезли. И там она и говорит, что квартиру на меня переписала! Я, шепчет, уже навряд ли выкарабкаюсь. Дети ее обеспеченные были, даже, вроде, заграницей уже жили, так что им ее метры без надобности, а мне они очень пригодятся. Давно я с такой радостью в свою комнату не возвращался! Квартирка-то была знатная, в хорошем доме. У меня уже насчет нее большие планы нарождались.
И вдруг старуха выздоравливает! Представляешь, я уже и не ждал — и вдруг заявляется! Слабая, конечна, больная вся — но живая. А мне этого уже не нужно было! Тем более, что ухаживать за ней самой уже пришлось, по комнате водить, даже до ведра туалетного дошло. Но теперь помирать она в ближайшее время не собиралась!
Мухоморов мрачно откинулся в своем кресле.
 — Ей лекарств разных напрописывали — сам черт ногу сломит. Но за всем этим я заведовал. И как-то она попросила ей капель каких-то в воде развести. А капли эти строго по количеству наводить нужно было. Но я чего-то зазевался, и на три-четыре капельки больше ухнул. Как ей плохо-то было! Думал, что сейчас и кончится, но обошлось все, даже полегчало впоследствии, как и должно.
И тут у меня план в голове появился. Я ей через несколько дней опять на пару капелек больше выдал — и снова она в горячке! И еще раз, и еще! Мучилась она страшно, слабела с каждым днем, а меня, своего истязателя, сыном называла и благословляла постоянно. Но жила, жила, чем бесила все больше, пока не потерял я терпение один раз, сразу капель десять ей влупил. И тут она, конечно, сразу стихла, в кресле своем как уснула…
От раздавшегося внезапно громкого смеха Мухоморов смолк и слегка даже испуганно посмотрел на Родиона. Тот хохотал и хохотал, не в силах остановиться.
 — Что с тобой? — возмущенно спросил старик. — Прекрати ржать как конь! Чего смешного?
 — Прости, Петр Сергеевич, — успокаиваясь, но все еще весело проговорил Угрюмов. — Просто, слушая тебя, я вдруг понял!
 — Что ты понял?
 — Все понял! Вот ты говоришь: время такое было, поэтому ты таким был. Но не так это, не так! Сейчас другое время, сейчас чтобы в жизни чего-то добиться дураком-неучем быть нельзя! Сейчас надо институты заканчивать, полезные знакомства наводить. Но если у тебя ни гроша за душой — всего этого все равно недостаточно! И так было не только в твое время, но и сто, и тысячу лет назад! И дальше так будет. Деньги — главное, чем меряется успех. А все остальное — атрибутика, реквизит. Раньше это была родословная, потом — партийность. В твое время — наглость и отсутствие принципов, сейчас — количество корочек.
Он снова украдкой бросил взгляд на часы. Время подходило.
 — Представь себе, — продолжал он, поднимаясь со своего места и медленно направляясь к Мухоморову, — что я, например, в эту минуту сделаю все то же самое, что сделал ты в тогда…
 — Ты что это задумал, парень? — в голосе старика явно слышались нотки страха.
Родион с дьявольски горящими глазами стоял уже рядом с ним. Резко он вытащил из кармана удавку, ловко накинул ее на шею ошалевшему от ужаса старику и начал медленно ее затягивать. Мухоморов начал громко хрипеть, беспомощно дрыгаясь в стороны, не в силах сопротивляться действиям безжалостного палача.
 — Потом на то, что я у тебя вытащу, я уеду в другой город, далеко-далеко отсюда, — спокойно продолжал Угрюмов. — Деньги помогут мне спрятаться. А потом я вложу их в себя, заведу хороших друзей, начну новую жизнь.
Он внимательно посмотрел на уже затихающего старика.
 — Грустно, но самое главное, что я понял, так это то, что какие бы не были времена, первый большой заработок всегда будет связан с преступлением!
… Он вышел из дома Мухоморова где-то через час с большой сумкой и очень довольным лицом. В конце улицы его уже ждала машина.

* * *

Не спалось Зое Федоровне, никак не могла она заставить себя хоть на минуту глаза закрыть. Та непонятная тоска, щемившая душу с вечера, не отпускала.
Наконец, не выдержав, она встала и тихо вышла из спальни, чтобы не разбудить мужа.
За окном была непроглядная тьма, такая густая, какая бывает только осенью. Некоторое время Угрюмова молча смотрела в окно, после встала, и, накинув пальто, вышла на улицу.
Она шла к дому Мухоморова. Зачем она это делала — она не знала. Просто ноги сами вели ее туда.
Увидев открытую калитку, она заволновалась еще больше. А когда вошла через незапертую входную дверь, то поспешно направилась в кабинет Петра Сергеевича, уже явно предчувствуя неладное.
Ее всю заколотило, когда она, войдя в комнату, включила свет, и перед ней появилась ужасная картина произошедшего. Уже остывающий труп Мухоморова, откинувшийся в кресле с вывалившимся языком и выпученными глазами приковал все ее внимание. На шее мертвеца она увидела характерный след веревки, и все сразу стало понятным.
 — Что же ты наделал, сынок, — прошептала женщина и присела на тот самый стул, на котором незадолго до этого сидел Родион.
Долго она смотрела на Мухоморова. Вот оно, безжизненное тело, мерзкое и нелепое, которое столько лет унижало, оскорбляло ее! Превратилось в подобие старой ненужной куклы. Только сейчас в полной мере раскрылась вся ее ничтожность и бесполезность. Без криков и ругани, подпитываемых ненавистью, этот кусок пока еще не разложившейся плоти уже не имел с человеческим ничего общего.
Позже Зоя Федоровна заметила, что все ящики стола были открыты. Но это ее не удивило, она прекрасно понимала, что двигало ее сыном.
Неожиданно для самой себя она улыбнулась. Это была первая ее улыбка за несколько лет, действительно искренняя и легкая. Угрюмова с удивлением заметила, что и тоска из сердца тоже куда-то пропала.
 — Вот ты успокоился, Петр Сергеевич, — ласково произнесла она. — И нас всех успокоил. Хотелось тебе, чтобы все послушными были, а теперь и сам послушнее некуда!
На глаза снова попалась полоса от удавки, и снова Зоя Федоровна нахмурилась. Недолго она думала прежде чем принять решение.
Она вышла на кухню и вскоре вернулась обратно со спичками в руках.
 — Мне сына спасти надо, Петр Сергеевич, — печально сказала она. — От Божьего суда не уберегу, а от людского должна!
Она взяла со стола одну из разбросанных в куче бумажек и подожгла ее. Когда клочок разгорелся, бросила на стол, а сама снова спокойно уселась на стул.
Сухая старая мебель разгоралась быстро, и в скором времени кабинет наполнился едким дымом.
Зоя Федоровна сидела не шелохнувшись, спокойно смотрела прямо перед собой.
Огонь разгорался с каждой минутой, все больше поглощая в себя последние мрачные тайны дома семьи Мухоморовых.