Климов-Южин во многом поэт природной идиллии, где герой то философствующий пейзажист, то Обломов
[1], с торжественной ленью наслаждающийся привычным распорядком загородной жизни, – его поэтическое зрение выхватывает пчёл, цветы, деревья. На всё он смотрит чутко и с любовью, находя и себя, и истину, не без иронии и юмора. Последнее время в этот мир всё чаще захаживает смерть:
Мне приснилась мёртвая кобыла,Вспомнилось из полузабытья,Как метель с боков её кружилаИ ещё — она была моя [2].
В подборке из «Новой Юности» уже нет природных мотивов, среда скорее городская, и ситуации бытовые, как в стихотворении выше: герой размышляет о том, что делать, если уронил очки туда, откуда их не получится достать. Но страх потерять очки - только отправная точка, элемент фарса, в то время как в какой-нибудь щели между стеной и кроватью, «где торжествуют пятачки» и «приходят по ночам волчки», оказывается и «меткий глаз боевика» – тёмное пространство, в которое можно провалиться, а там уже –
Гуляют под землей сморчки,Противен страх, и кровь липка́.Героя это пространство не слишком пугает, просто соприкасаться с ним не хочется:
Не страшен промискуитет,Пусть развлекаются торчки,Меня терзает много лет —Страх уронить туда очки.Переход от боевиков и крови к промискуитету и торчкам (а также к беличьему дуплу и туалету) со свойственной Климову-Южину иронией облегчает стихотворение, которое только-только стало казаться тяжёлым. Да и тон такой обыденный, словно это замечание, брошенное между делом. Поэт ловко жонглирует образами, быстро переходя от страшного к незначительному, от метафизического к бытовому, запутывает, а дальше бормочет, заговаривая:
Туда, где нет ни да, ни нет,Туда, откуда никуда…И вот уже границы двух пространств – там и тут – размываются, одно готово войти в другое. И зло, бывшее вначале где-то далеко, глубоко в земле, оказывается уже на пороге. Не зря припоминается и Ходасевич, который тоже пишет о границе миров, правда, взгляд последнего устремлён в «верхний мир». И кстати, «бормотание» героя происходит тоже во время поиска очков или ключей
[3].
В трагическом стихотворении Климову-Южину удаётся обойтись без нагнетания жути и категоричности, он и шутит, и высмеивает самого себя, в то время как за потерей очков скрывается потеря самого
зрения, поэтического, духовного, которое по ужасающей случайности оказывается сосредоточено на главном зле – тьме, царящей внутри человека (с «чёрным пистолетом» в руках). Эта тьма скрыта, но она повсюду, и если раз взглянуть на неё, то забыть не получится. А если и получится, то останется последний (и стоящий за любым другим) страх – страх смерти:
Страх уронить туда ключи,Откуда только что пришел.Взяв за основу простодушный, бытовой повод, незначительную проблему, Климов-Южин пишет о вещах вневременных и страшных. Не о зле конкретном, сиюминутном (способном заканчиваться), а о корне любого зла. Оно может принимать любые формы (и так ли они важны?). Но поэт живёт не
здесь и не
сейчас, и мнёт он другую глину, «перешагивает», «перескакивает» вместе с предшественниками – туда, где на самом деле уже не страшно потерять ни очки, ни ключи, ни само время.