Литературный журнал

Этой осенью у нас, в первый раз за всю историю учреждения, художественное кино начали снимать. Конкурс какой-то Москва объявила, ну, и наше Управление сразу бумагу прислало: «Требуем принять участие…». А про кого может снять фильм Ангельская воспитательная колония? Конечно же, про ангелов. Меня назначили на роль раскаявшегося Падшего ангела. И вот мы снимаем последнюю, самую сложную сцену о том, как мой герой пытается взлететь в небо. Мне выдали большие чёрные крылья из настоящих перьев, привели на вышку, где раньше караульный с автоматом сидел, и велели взмахнуть, прыгнуть и сразу упасть вниз на батут.
Я зашёл наверх. Осмотрелся. Режиссёрша, наша учительница по музыке Марья Ивановна, орёт: «Давай, лети, как репетировали! Камера! Мотор!»
Я сделал страдальческое лицо, расправил крылья, взмахнул, прыгнул и … полетел!
Режиссёрша внизу визжит, воспитатель с инспектором матерятся, за рации хватаются, Толик-оператор орёт: «Держись, Петька!»
А за что мне держаться? За воздух, что ли? Лечу дальше. Руками, ногами болтаю от страха и кричу. Тоже хочу неприличными словами крыть, а нельзя – сразу рапорт напишут. И вдруг вижу прямо перед собой купол нашей часовенки. Я с размаху золотистый крест обнял, как родного человека, зажмурился и приготовился вместе с ним падать. А он ничего, выдержал меня, только покосился немного.
Открываю один глаз, смотрю: от вышки уже все ко мне бегут, из дежурной части бегут, от штаба начальник размашисто шагает и психологичка каблучками стучит. Все что-то кричат одновременно. Дежурный орёт на меня, психологичка – на дежурного, воспитатель кулаками машет, только режиссёрша в бумаги уткнулась. Тут она поднимает их над собой, и я читаю крупные буквы: «Пожарная едет. 5 минут. Вниз не смотри».
Я кивнул. Стал смотреть перед собой. Дух захватило от панорамы! Как всё-таки красиво у нас в колонии. Разноцветно! Трава зелёная, пятна цветов вдоль убранных асфальтовых дорожек оранжевые, берёзки ярко-жёлтые, крыша у школы синяя, а небо голубое. Только красного не хватает. А нет, и красное есть - пожарная машина.
Спускаюсь я по выдвинутой лестнице и думаю, что конец мой пришёл. Первым ко мне подскочил дежурный Сан Саныч и крылья с моих плеч начал стягивать. Марья Ивановна ему не даёт, отгородила меня широкой грудью, бумаги свои вперёд выставила: «Это не наш реквизит! Напрокат взято из колледжа культуры всего на сутки! Возмещать Вы будете?» И уже мне: «Петя, ты как? Нам бы ещё пару дублей».
- Нормально, - отвечаю. – Могу ещё.
Начальник на дежурного коротко гаркнул и велел продолжить съёмки.
Стою на вышке. Внизу – батут, слева – съёмочная группа и сотрудники, справа у самого ограждения с колючей проволокой – караул с автоматами.
- Пересечёшь забор – стреляем, - спокойно пояснили они свою миссию.
- Петенька, не бойся. Лицо, взмах и прыжок вниз, - командовала Марья Ивановна. – Сцена последняя, дубль второй!
Я всё так и сделал, только зажмурился на прыжке. Чувствую – опять лечу. Думаю, надо глаза открыть, чтоб случайно забор не перелететь. Смотрю – на территории уже народу полно: из штаба, из школы, из медчасти…
Тыловик кричит: «Петька, глянь на крышу отряда. Пилу потерял. Может, там?» Я кричу: «Нету».
А докторша: «Петенька, тебе ведь не трудно? Посмотри, есть за забором у шлагбаума большая белая машина с моим мужем?»
- Машину вижу, мужа нет. Его тётенька какая-то загородила.
- Какая еще тётенька?
- Не знаю, - кричу. – С красной папочкой.
- Красная Шапочка? Петя, посмотри получше!
- Куда лучше, - отвечаю. – С такой высоты всё очень хорошо видно!
Поворачиваю к вышке, а на ней уже злой дежурный стоит. Ну, я в него и приземлился. Всё-таки хоть он и злой, а помягче деревянной будки. Держит он меня крепко:
- Всё. Налетался.
- Сан Саныч, пустите мальчика. Нам ещё дубль нужен. Оператор забыл камеру включить.
Майор заскрипел зубами. Но под суровым взглядом начальника позволил мне встать наизготовку.
- Только полети, - он ткнул своим указательным пальцем мне в спину. - Падай сразу.
- Сан Саныч, я не специально. Велено взмахнуть. А дальше оно само.
- Само! – зашипел он мне прямо в ухо.
- Товарищ майор, выйдите из кадра! - махнула рукой Марья Ивановна. - Сцена последняя, дубль третий! Камера! Мотор!
И я опять лечу. Теперь за забор смотрю. А там домики дачные среди разноцветных деревьев, с другой стороны - широкая река с большим мостом, а за ней – город с многоэтажками. Эх, если бы я только раньше знал! Да разве я бы так жил! Да разве я пошёл бы с Федькой банкомат тот взламывать! Я летать могу! У меня даже слёзы на глаза навернулись, но быстро высохли от мрачного вида Сан Саныча, растопырившего для меня руки.
- Теперь точно всё. Давай сюда крылья.
Я покорно снял их.
- Сан Саныч, ну что Вы всё время торопитесь! – подбежала к нему Марья Ивановна, когда он спустился с вышки. – Нам надо его ещё на земле снять… Лежащим под крыльями. Дайте сюда. Петя, ты чего не спускаешься?
- Марья Ивановна, можно на батут прыгнуть?
- Нет. Прыжок без крыльев нам не нужен.
- Ну, можно, я прыгну, - я хотел проверить, полечу ли без крыльев. – Зря, что ли его притащили.
- Ладно. Прыгай. Я скажу, когда Толик общий план возьмёт. Может, толковое что получим. Выйти всем из кадра!
Я встал, выпрямился, поднял голову к небу, раскинул руки, взмахнул и прыгнул. Через полсекунды я был на батуте.
- Марья Ивановна, а без крыльев я не летаю. Только лечу, и то вниз.
- Без крыльев, Петенька, никому в небо не подняться. Вставай. Батут уберём и снимем тебя у вышки.
- Значит, дело в крыльях?
- И в них тоже.
- А Вы могли бы полететь?
- Могла бы.
- Почему же Вы не летаете?!
Тут она остановилась, оглянулась и быстро зашептала мне:
- Когда я была маленькой девочкой, мой дед сделал мне крылья бабочки на новогодний утренник. Большие такие! И я, как и ты, полетела. Я впервые увидела, как он испугался до смерти. А потом сказал мне: «Будешь в облаках летать, Машка, долго не протянешь. Вспомни Икара, Чкалова или Гагарина. Хочешь долго жить, научись летать по-другому». И я научилась. Теперь я летаю во сне, в мечтах и фантазиях, а ещё на сцене. Понял?
Я кивнул и лёг на землю под крылья. Теперь я видел только траву да ноги в разных ботинках. По одному из них ползла гусеница. Прямо под брюки залезла. Я приподнял голову, чтобы посмотреть, по чьей ноге сейчас гусеница ползёт.
- Лежать! - скомандовала режиссёрша. – Толя ещё не все планы снял.
Эх! Я летать могу, а надо, чтобы я лежал или падал. Такой сценарий, видите ли. Ну, ничего. Главное, что я могу летать! Что я летал! Да мне теперь что! Я теперь заново жить начну! Вот выйду на свободу и буду летать каждый день. Надо только решить, где - в небе или на земле.